87 
– А если тело само ищет себе неприятностей? – поинтересовался Юрий. Вид у него был довольно кислый.
– А это уже твои трудности, – сообщил Бекешин. – Какая, в сущности, разница, кто хочет причинить телу вред – кто-то посторонний или сам владелец этого тела? Твое дело – хранить. От всех, блин, на фиг… Давай, отпирай машину-то… Да не ту, чудак! Вот эту, черную.
Он сильно качнулся, нырнув вперед всем телом. Юрий посторонился, давая ему полную свободу упасть или удержаться на ногах по собственному усмотрению. Бекешин устоял.
– Ты чего? – обиженно спросил он. – А если бы я морду расквасил? А если бы я сломал что-нибудь?
– Если бы ты действительно собирался упасть, я бы тебя поймал, – ответил. Юрий, подбрасывая на ладони ключ.
– То есть?! – оскорбился Бекешин. – Я действительно чуть не упал!
– Черта с два, – хладнокровно ответил Филатов. – Ведь не упал же. И вообще, перестань валять дурака. Помнишь: единожды солгавши, кто тебе поверит? На, держи свой ключ!
Он сделал быстрое, почти неуловимое движение рукой, и ключ снова блеснул на солнце. Со стороны могло показаться, что эти двое затеяли здесь, на тротуаре, какую-то странную игру, изобретенную специально для “новых русских”, – перебрасывание ключами от “мерседесов”, этакий мерсобол.
Бекешин автоматически поймал ключ.
– Вот так, – сказал Юрий. – Реакция у тебя в порядке, с чувством равновесия тоже полный ажур. Проблема только с языком: что-то много он врет.
– О, дьявол! – воскликнул Бекешин. – Да какая муха тебя укусила?
– А я весь ими искусан, этими вашими мухами, – ответил Юрий. – И ты знаешь, оказалось, что это очень полезная штука – такой вот укус. Улучшает зрение и стимулирует умственную деятельность. Так что я осмотрелся, подумал и решил: не буду я на тебя работать, Гошка. Не хочу. Врешь ты все. Что именно – не знаю, не берусь сказать, но врешь. Так что можешь звонить в ментовку и сдавать меня со всеми потрохами. Хотя мне почему-то кажется, что ты этого не сделаешь, и вовсе не из любви ко мне, а просто потому, что у тебя у самого рыльце в пушку.
– Постой, – сказал Бекешин, видя, что он уже собрался уходить. – Да погоди ты, чумовой! Ну, куда ты прешь? Что ты ломишься, как танк, напролом? Чего тебе надо, черт тебя подери? Что ты все время ищешь? Ангела с крыльями? Да нету их, ангелов, не бывает, понял? И не было никогда. Их для таких дураков, как ты, придумали, чтобы работали и жрать не просили. Только ты почему-то веришь тем сволочам, которые эти басни сочиняли, а мне вот ни в какую не веришь. Ну да, каюсь, не все я тебе сказал, что знаю. Да и не скажу никогда, не надейся. Незачем тебе это, понял? Ни хрена ты не понял, потому что у тебя в башке вместо извилин стальные рельсы, и ты по ним, по рельсам этим, прешь, как паровоз, только искры из трубы… И как с тобой, с таким, прикажешь разговаривать? Ты же черно-белый, как.., как шахматная доска. Тебе же ни хрена не втолкуешь, тебе аксиомы надо разжевывать, а разжевавши, еще и доказать: что небо голубое, что трава зеленая, что вода мокрая, а пуля убивает… А мне некогда доказывать! Меня в любой момент шлепнуть могут! По твоей милости, между прочим. А ты герой: наделал дел, подумал – подумал он, видите ли! Хотелось бы знать, чем… Подумал, значит, и принял решение: да пошли вы все, такие-сякие, вруны нехорошие… Не буду вас любить, когда родина в опасности. Ключик швырнул, повернулся и пошел. Весь в белом. Орел! Беркут, япона мать! Вали, вали! Не бойся, в ментовку я звонить действительно не собираюсь… Будь здоров, не кашляй.
Он шагнул к краю тротуара и принялся отпирать машину, не попадая ключом в замочную скважину. “Только бы снова не переиграть, – думал он при этом. – Хотя какая тут, к черту, игра? Это все чистая правда, от первого до последнего слова. В том плане, что на данный момент дела, скорее всего, обстоят именно так или примерно так. Старому подонку действительно может прийти в голову, что меня безопаснее всего убрать. А телохранителей у меня нет, не обзавелся я как-то телохранителями, не было у меня такой нужды до сегодняшнего дня… Вот положеньице! Если хорошенько поразмыслить, то получается, что старина Фил – не только угроза моему благополучию, но и последняя моя надежда. Это как с оружием: при умелом обращении оно может спасти тебе жизнь, а при неумелом – отнять эту самую жизнь в мгновение ока. Да он и есть оружие – мощное, универсальное и требующее при этом очень, очень умелого обращения… Но старик-то, старик! Думал ли он, когда советовал придержать Фила и для вида попытаться его завербовать, что предлагает мне выход из ловушки, которую сам же для меня и выкопал?"
87 
