Последние отзывы

  42  

Глеб последовал за ним и присел под окном, из которого доносились приглушенные брезентовой занавеской голоса. Он сознавал, что любой, кому вздумается заглянуть во двор, увидит на фоне белеющей в темноте стены его черный силуэт, но решил рискнуть и немного послушать, чтобы не переть напролом. Это было довольно тяжело, поскольку сразу же выяснилось, что запах мясных консервов ему вовсе не почудился. Видимо, внутри дома действительно садились ужинать.

Послушав несколько минут, Глеб убедился, что попал точно по адресу: разговор шел о гробах и их таинственном содержимом. Сиверов понял, что здешняя похоронная команда работает вслепую. Впрочем, человек-гиппопотам мог просто темнить, уверяя, что ничего не знает о начинке цинковых ящиков, и Глеб решил, что постарается выяснить это в ближайшее время.

Он вошел в дом, почти не скрываясь, и увидел мирную, очень домашнюю картину. В каждом полку, в каждой роте и едва ли не в каждом взводе любой армии есть особая категория военнослужащих, которых палкой не выгонишь из каптерки. То есть выгнать такого воина из одного теплого местечка, конечно же, можно, но спустя несколько дней он непременно обнаружится в другом, не менее теплом, – если не в каптерке, то в хлеборезке, если не в хлеборезке, то в бане, а если не в бане, то на вещевом или продуктовом складе. Сослуживцы люто ненавидят этих старшинских любимчиков и старательно лебезят перед ними, надеясь таким образом заслужить лишний кусок хлеба с маслом или пару портянок поновее.

Человек-гора, игравший в этом райском уголке роль местного божества, носил на мясистых плечах погоны старшего прапорщика и обладал чудовищным, похожим на крупный парниковый огурец носом. Глазки у него были маленькие, темные, утонувшие в складках сала, и смотрели из-под низкого лба остро и подозрительно. На столе перед старшим прапорщиком стояла жестяная кружка, но его правая рука при этом что-то делала под столом. Судя по положению этой руки, старший прапорщик держал ладонь на рукоятке пистолета, и Глеб подумал, что здоровяк не так глуп, как это могло бы показаться. Один из солдат, темноволосый и круглолицый мозгляк с похожей на печеное яблоко подленькой физиономией, выглядел испуганным. Когда Глеб вошел, он как раз пытался дотянуться до стоявшего в сторонке автомата без рожка. Под взглядом Слепого он нерешительно опустил руку и стал подниматься, приветствуя старшего по званию.

Второй солдат, белобрысый увалень, только что осушивший свою кружку, при появлении Глеба поперхнулся и закашлялся, распространяя свежий спиртовой запах. Он тоже попытался встать. Глеб окинул его быстрым взглядом и понял, что из всех троих он наименее опасен. Это был обыкновенный кусок мяса, в данный момент к тому же оглушенный лошадиной дозой неразбавленного спирта. Зато прапорщик активно не нравился Глебу. Он неподвижно сидел за столом, и только его правая рука жила какой-то своей, отдельной от всего остального тела, потаенной жизнью. Она шевелилась, что-то незаметно делая под столом, и, ведя с прапорщиком непринужденную беседу, Глеб все время следил за выражением его глаз и за почти незаметными движениями этой руки, ожидая выстрела. Вынимая из кармана удостоверение на имя капитана Суворова, он был почти уверен, что напуганный его появлением прапорщик спустит курок, и на какое-то мгновение ему показалось, что так оно и будет, но, увидев в руке у незнакомца вместо пистолета книжечку в коленкоровом переплете, прапорщик слегка расслабился Глядя на него, Глеб понял, что добыть из этого бегемота необходимую информацию будет очень непросто. Сначала со старшего прапорщика придется сбить спесь, чтобы бедняга перестал считать себя хозяином положения и пупом Вселенной.

– Колитесь, прапорщик, – сказал он снисходительным тоном. – Колитесь, и я оставлю вас в покое. Целее будете, честное слово.

Старший прапорщик презрительно оттопырил нижнюю губу. Его поросячьи глазки метнулись сначала в одну сторону, потом в другую, словно в поисках выхода.

– Ага, – сказал он, – понятно.

Глаза его при этом едва заметно сузились, мышцы лица и шеи слегка напряглись, и Глеб отскочил в сторону как раз в тот момент, когда под столом звонко бабахнул пистолет. “Кольт” с навинченным на ствол глушителем словно сам собой прыгнул в ладонь Слепого, раздался негромкий хлопок, и старший прапорщик, изумленно охнув, схватился левой рукой за простреленное плечо. Его пистолет, глухо брякнув, свалился на пол.

  42