39 
- Сидели два медведя
- на тоненьком суку,
- один читал газету,
- другой молол муку.
— Здравствуй, молодой человек. А где твоя мама? — обратилась к нему Апраксина.
Но малыш затормозил и уставился на нее с озадаченным видом.
— Разве ты не говоришь по-русски?
Малыш помотал головой.
— Но ты же понимаешь меня?
Он кивнул и улыбнулся, застенчиво потершись щекой о плечо. Пришлось перейти на немецкий язык:
— Значит, ты у нас, как маленькая собачка: все понимаешь, а сказать не можешь. Так?
— Я не собачка, я — мальчик! — ответил он обиженно по-немецки, но с каким-то непонятным акцентом.
— Так, все ясно: ты маленький мальчик, который не знает, где его мама?
— Я не маленький мальчик! Я большой мальчик в морской куртке! — На нем действительно был матросский костюмчик. — А мама пошла покупать мне колу и сейчас придет.
Теперь Апраксина поняла, что малыш говорит со сложным баварско-еврейским акцентом.
— Ах так! А можно мне ее здесь подождать? Ты разрешаешь?
— Можно. Разрешаю.
Он тронул с места свой велосипед и снова запел:
- Сидели два медведя
- на ветке зеленуй:
- один сидел как следует,
- другой болтал ногой!
Минут через пять явилась Мириам Фишман с бутылкой кока-колы, поздоровалась с Апраксиной и подошла к сыну.
— Развлекаешь гостью пением, Антон? Вот тебе твоя кола.
Антон слез с велосипеда и забрал у матери бутылку.
— Ну, отправили приглашения? — спросила Мириам Апраксину.
— Да, спасибо. А сегодня я к вам по другому делу.
— Слушаю вас.
— Во-первых, я хочу узнать, что такое «пылесосы»?
— Пылесосы? Не понимаю…
— В прошлый раз вы назвали моих гостей из Советского Союза «пылесосами». Что это значит?
— А, вот вы о каких пылесосах! Мы действительно так зовем между собой гостей с родины. Понимаете, после них в доме становится значительно чище: они, бедолаги, готовы утащить с собой все, что ни предложишь. А мы пользуемся этим и от лишнего барахла избавляемся — которое хранить тесно, а выбросить жалко.
— Звучит довольно оскорбительно.
— Что поделаешь: в отличие от первой эмиграции, мы, люди «третьей волны», не обременены излишней сентиментальностью в отношении соотечественников.
— Да, это я уже заметила.
Мириам внимательно на нее посмотрела и сказала:
— Но вы пришли ко мне вовсе не за тем, чтобы изучать эмигрантский жаргон. Чем могу служить на этот раз?
— У меня к вам дело и очень серьезное. Я хочу с вами побеседовать об известной вам Наталье Каменевой, найденной мертвой шестнадцатого апреля в загородном отеле. Вы об этом знаете из телевизионных объявлений.
— Вот как раз на эту тему мне бы не хотелось ни с кем разговаривать, — решительно произнесла Мириам, села за стол и приготовилась надеть наушники.
— Разговаривать придется, госпожа Фишман, — я из полиции. Могу предъявить документы.
— Ах, вот как! Это, конечно, меняет дело. Антон, ты не мог бы петь немножечко потише? Разве ты уже выпил всю свою колу?
— Я пью и пою по очереди, — ответил Антон по-немецки на русский вопрос матери.
— Упорно не желает говорить по-русски, — вздохнула Мириам. — Ходит в немецкий детский сад, а там дети его дразнят за каждое русское слово. Но разговаривать спокойно он нам не даст ни по-русски, ни по-немецки. Знаете что? Давайте выйдем прогуляться: здесь за углом есть детская площадка, и там он займется игрой, а мы сможем сесть на скамеечку и спокойно поговорить.
Апраксина согласилась, потому что Антон действительно заглушал все звуки в бюро и разговаривать при нем не имело смысла.
Они вышли на улицу, миновали аптеку и завернули за угол. Здесь, между домами, был скверик со скамейками и детской площадкой. Антон поехал к ребятишкам, качавшимся на качелях, а графиня с Мириам уселись на скамейку в стороне от площадки.
— Почему сначала вы не хотели разговаривать со мной о Наталье Каменевой? — спросила Апраксина.
— Потому что я не любительница подобных драм вообще, а к этой не имею никакого отношения в частности. Я вам сразу скажу: Каменева печатала у меня без разрешения на работу. Вы сами русская и поймете меня: Наталья с мужем приехали недавно, родни у них тут нет, помощи ждать не от кого, а пособие невелико. Конечно, его хватило бы для скромной жизни, но муж Каменевой художник, и все их деньги уходили на холсты и краски. До нашего знакомства я несколько раз встречала Наталью в магазине «Альди» и видела, как экономно она покупает продукты: возьмет баночку, повертит и поставит назад, а потом отойдет в сторонку, подсчитает что-то в блокнотике — и только потом вернется и положит выбранное в тележку. Мне было больно на нее смотреть, я ведь сама через все это прошла. Приличные люди вообще-то стесняются ходить в «Альди», там одни иностранцы пасутся да пенсионеры.
39 
