28 
— Да?
— Дочка, это ты?
— Что-о-о?!
— …
Длинные гудки.
— Приемная врача-психотерапевта Анисимовой Ольги Павловны.
— Мне врача, пожалуйста.
— Как вас представить? Вы пациентка?
— Да. Скажите, что звонит Рина.
— Как-как?
— Ри-на.
— …Здравствуйте, Рина. Я была уверена, что вы мне позвоните.
— Да-да. Извините меня. Я перечислила деньги на счет вашей фирмы.
— Почему вы не хотите приехать?
— У меня нога сломана.
— Но это же не смертельно! Вы вполне можете ко мне подъехать. Мы незамедлительно начали бы с вами сеансы гипноза. Вам стало бы легче. Вы все мучаетесь?
— Хуже. Я умираю.
— Да что такое случилось?
— Кажется, у меня начались галлюцинации. Теперь я точно уверена, что это галлюцинации. Никакого звонка не было.
— Почему?
— Потому что повторилось все точно так же, как в детстве. Я услышала телефонный звонок, сняла трубку, а там тихий женский голос: «Дочка, это ты?» Это звонила моя мама.
— Голос старый, молодой?
— Что?
— Какой голос был у женщины?
— Я не берусь с точностью определить… Глухой голос, словно с того света. Но, кажется, это женщина в возрасте. Ей где-то около пятидесяти лет.
— Ваша мама умерла молодой.
— Что?
— На том свете не стареют. Вашей маме сейчас не может быть около пятидесяти лет, Рина. Скорее всего, это была не галлюцинация. С вами кто-то очень зло шутит. Женщина могла говорить через платок, потому и голос глухой.
— Нет. Этого не может быть. Нет. Это слишком жестоко.
— Много людей знает о том, что с вами было в детстве?
— Нет. Только очень близкие. Отец, единственная подруга, дядя знал. Но он умер. И Марк. Он тоже знал. Но он тоже умер.
— Марк — это ваш муж?
— Да. Еще Федор Миронович, наверное, знает. Мой адвокат. Он разговаривал с невропатологом, да и дядя мог ему рассказать.
— Все те люди, которых вы мне назвали, могли рассказать еще кому-нибудь.
— Не думаю. Зачем?
— Потому что они люди. Если ваша тайна известна кому-нибудь, считайте, что она перестала быть тайной.
— Это жестоко.
— Вы себя плохо чувствуете?
— Да. Очень плохо. Сказать по правде, последнее время меня все чаще посещает мысль о самоубийстве. Как облегчение от постоянной боли — покой. Боли моей нет конца. От каждого телефонного звона я прихожу в ужас. Даже если просто ошиблись номером. Я удивляюсь только одному: как выдерживает мое сердце? Ведь врач сказал, что я очень больна!
— Какой врач?
— Тот, в Истре. Меня к нему водила лучшая подруга. Ника. Сама я, сказать по правде, жутко боюсь врачей. И вообще я трусиха.
— И что сказал врач?
— Что мне нельзя иметь детей. Так же, как и моя мама, я могу умереть при родах.
— У вас что, врожденный порок сердца?
— Нет, вроде бы нет.
— Я настоятельно советую вам показаться кардиологу… И часто вас посещает мысль о самоубийстве?
— Да. Теперь очень часто. Всякий раз, как звонит телефон. Я чувствую такой жуткий страх… Ужас, ледяной ужас. Я каждый раз словно умираю.
— А часто он звонит?
— Часто. Почему-то в последнее время очень часто ошибаются номером, словно испытывают мое терпение.
— И в один из таких моментов вы можете…
— Да-да, могу. Потому что это невыносимо. Вы не представляете, как трудно себя заставить подойти к телефону!
— По-моему, вам надо обратиться не только к кардиологу, но и в милицию.
— В милицию? Зачем в милицию?
— Я вам настоятельно советую.
— Нет, я не могу. Меня подозревают в убийстве.
— В убийстве?
— Ну да. В убийстве мужа. Тогда мне надо будет рассказать им правду, а я не хочу.
— Какую правду?
— Почему вы спрашиваете? Вы что, с ними, да? Вы заодно с ними?
— Успокойтесь. Рина, успокойтесь!
— Значит, и вы… Как вы не понимаете: это же очень деликатное дело! Мне стыдно иногда, что я на такое решилась, очень стыдно. Но мне казалось, что это выход. Мне казалось, что Марк не любит меня, потому что…
— Почему?
— Какая я дура! Он с самого начала меня не любил! И ничего бы не помогло! Мне просто надо было с ним развестись! Какая же я дура!
— Успокойтесь.
— Да-да.
— У вас нет никаких галлюцинаций. Ваша фобия лечится, не надо так переживать. У вас все в порядке.
— Да-да. Спасибо. Могу я вам еще позвонить?
28 
