очень нудно 
44 
Зато субтильному Эдику я отказать сумела.
– Послушай, – сказала я ему без обиняков, – ты ниже меня на полголовы, легче на пять кэгэ и моложе лет на десять.
– А тебе сколько? – удивился он.
– Тридцать три, – ответила я.
– А я думал, двадцать пять, – сказал он.
Чушь собачья, но приятно.
– Нет, извини, – сказала я.
– А мне не двадцать три, – сказал задумчиво он. – Двадцать пять, в декабре. А кэгэ и сэмэ, – продолжал Эдик, – вообще ерунда.
Я молча смотрела на него.
– Я понял, – в нос сказал он. Я не в твоем вкусе. Жаль, – запечалился он. Я на тебя запал.
О-о-о, нет!!!
– Но ничё не поделаешь. – Эдик бочком двинулся к выходу из моего закутка. – Пошел я. А насчет программы…
Сейчас скажет: иди ты знаешь куда…
– Звони, если чё.
Великодушно. Даже щедро. Даже где-то что-то в душе шевельнулось: мол, не такой уж он и… Но через секунду прошло. К счастью.
Все эти разборки меня сегодня изрядно утомили. Понедельник-не мой день.
Зато вроде отстала Селезнева. И на том спасибо. А то я, честно сказать, не знала, что мне дальше с ней делать.
23 сентября, среда. Ездила сегодня за своей справкой. Даже нечего рассказать. Купила им тортик. Они сказали: «Ага, спасибо». И все. Как-то у них там невесело. Сказали, что шефа колбасит, потому что-кризис. А когда шефа колбасит, то всем становится хуже некуда. Вот, кстати, дополнительная причина радоваться тому, что я там, где я есть. И название этой причине-кризис. Опыт прошлых кризисов показывает, что корпорации как-то да выдюжат, а вот мелочь… Ладно, пусть Бен оказался и не самым лучшим шефом на свете, зато у меня теперь есть место, где можно пересидеть всю эту катавасию. Разумно стала рассуждать, почти рационалистически. Рада этому? В чем-то да. А в чем-то это меня беспокоит-не стать бы занудой.
Короче, пришла я на работу к двенадцати. А там…
– Да пошли они! – бормотала Мила, бегая по приемной и бесцельно переставляя с места на место разные канцелярские предметы. – Даже и не подумаю! Вот тоже выдумали!
– Чего это она? – спросила я Олега, листающего какой-то журнал.
Он молча пожал плечами и вышел.
– Ур-р-роды! – прорычала Мила, шмякнулась на свой стул и уставилась в окно.
– Что случилось? – осторожно спросила я.
– Хотят, чтоб мы все были как из инкубатора, – мрачно сказала Мила.
– Это как?
– Униформа, – лаконично ответила она и опять замерла, глядя в окно.
Униформа? Что за новости? Не стала больше мучить несчастную девушку, пошла в бухгалтерию за разъяснениями.
Оказалось, что утром прошло собрание. На котором было объявлено, что меняется корпоративная политика в отношении того, что вы тут все, господа, носите. Конечно, униформа-это некоторое Милино преувеличение, но тем не менее… Был объявлен запрет на вольности в одежде. Сказали, что список будет выслан каждому по электронке. За нарушение… нет, не расстрел, просто станут лишать понемножку ЗП. Ставки тоже пришлют. И добавили, что если по утрам у нас будут возникать сомнения, что надеть, то выбор черный-низ-белый-верх станет самым лучшим нашим решением.
– И будет у нас как в похоронной конторе, – хмыкнула О.Д. и уткнулась в свои бумаги.
Я вышла от них в задумчивости. Во всей этой истории явно чувствовалась рука моего драгоценного шефа. С его-то любовью к стукачеству…
Нет, народ, конечно, ходил в чем ни попадя, чем меня изрядно удивлял. Все-таки иностранная корпорация… Я-то лично пока не рисковала. До черно-белого не опускалась, но носила в основном все консервативное. И кстати, прекрасно себя чувствовала. Но тут, когда мое консервативное было обозначено как единственно возможное, я ощутила тревогу. И жгучее желание натянуть на себя что-нибудь бирюзово-оранжевое и, может, даже пройтись по коридору колесом. Это к вопросу о запретных плодах. Оно, может, тебе и на фиг было вчера не нужно, но как только его сегодня запретили, то сразу понимаешь, что теперь и секунды без этого не прожить.
Короче, ур-р-роды.
24 сентября, четверг. Сегодня продолжала думать о нововведениях. А если бы все-таки униформа? Неужели бы стала носить? Но может, все не так страшно? Может, униформа будет симпатичной?
Вывод после обсуждения проблемы с Юлькой: даже если от Кардена, униформа все равно униформа. Суть ее-оболванивание. Выравнивание всех под одну гребенку. Я же слишком дорожу своей индивидуальностью, чтобы с этим мириться.
Зато! Я сегодня! Наконец-то! Задружилась!
44 
