очень нудно 
30 
Видя, что разговор закончен, Канаш встал и двинулся было к дверям, но Рогозин, повинуясь безотчетному импульсу, остановил его движением руки. Канаш пожал плечами и снова опустился в глубокое кресло для посетителей.
— Кто-то все утро требует, чтобы я связала его с вами, — доложила секретарша. — Он на второй линии. Вы ответите?
— Кто-то? Требует? — переспросил Рогозин, тоном давая понять, что подобная форма доклада кажется ему, мягко говоря, странной. Он посмотрел на Канаша. Канаш позволил себе едва заметно приподнять брови, демонстрируя вежливое недоумение. — И кто же он, этот таинственный незнакомец?
— Он отказывается назвать себя, — немного смущенно ответила секретарша, верно расценив холодный тон шефа. — Засечь звонок невозможно, поскольку служба безопасности…
— Про то, что служба безопасности временно не функционирует, мне известно и без вас, — прервал ее Рогозин, бросив на Канаша злобный взгляд. — Но мне казалось, что я плачу вам как раз за то, чтобы меня не отвлекали от дел разные… гм… игнорамусы.
— Извините, Юрий Валерьевич, — прошелестела секретарша, — но он крайне настойчив. Утверждает, что звонит по интересующему вас делу.
«Какой-нибудь хлыщ из прокуратуры, — подумал Рогозин. — Решил нагнать страху…»
— Ладно, — проворчал он в трубку. — Скажите ему, что я на месте, но предупредите, что разговаривать с ним я стану только после того, как узнаю, кто он и чего ему от меня надо.
Он снова покосился на Канаша, но тот с отсутствующим видом смотрел в сторону, казалось, целиком уйдя в разглядывание висевшей на стене репродукции какой-то абстрактной картины. Секретарша молчала с полминуты, потом в трубке снова щелкнуло, и до Рогозина донесся ее шелестящий голос.
— Он отказывается назвать себя, — сообщила секретарша, — но просил передать, что звонит по поручению Анны Свешниковой.
— Какой еще Свешниковой? — недовольно спросил Рогозин и по инерции добавил:
— Впервые слышу…
Потом он снова услышал сухой отчетливый щелчок — на этот раз не в телефонной трубке, а в собственной голове, — и прошлое вихрем налетело на него, как выскочивший из-за угла маньяк с топором в руке. Сжимая трубку внезапно онемевшими пальцами, он быстро прикинул, сколько прошло времени. Одиннадцать лет…
Баланде, помнится, дали двенадцать… Неужели сбежал? Впрочем, существуют ведь всякие амнистии и условно-досрочные освобождения… Вот только какой идиот додумался выпустить эту сволочь досрочно? Черт бы его побрал! Надо же было додуматься до такого изуверства; он, видите ли, звонит по поручению Анны Свешниковой! Вот уж, действительно, звонок с того света! И это как раз тогда, когда Канаш и его мордовороты связаны по рукам и ногам… Будто нарочно, ей-богу…
— Инга, — сказал он сквозь зубы, до звона в ушах стискивая челюсти, чтобы не дрожал голос. — Послушайте, Инга… Он еще на проводе? Да, соедините, пожалуйста. Надо узнать, чего он хочет. Это важный звонок, спасибо, что дали мне знать.
Он опять посмотрел на Канаша и увидел, что тот больше не разглядывает висящую на стенке мазню. Теперь Канаш смотрел на него в упор, и взгляд у него был внимательный и сосредоточенный, поскольку начальник службы безопасности «Эры» обладал воистину фантастическим чутьем на нештатные ситуации. Рогозин кивнул ему, и Канаш подобрался, как перед прыжком, сев на самый краешек кресла и даже слегка подавшись вперед.
В трубке опять щелкнуло, и Рогозин услышал голос, который в первое мгновение показался ему совершенно незнакомым. Потом Юрий Валерьевич узнал его. Хрипловатый, раз и навсегда простуженный, севший на ветру, осипший от чифиря и махорки, этот грубый чужой голос сохранил знакомые интонации, так что ошибки быть не могло: звонил Баландин собственной персоной — тот самый Баландин, о котором Рогозин не вспоминал уже много лет, тот самый, который, казалось, навеки ушел из его жизни, скрывшись за колючим забором колонии усиленного режима…
— Здравствуй, друг, — сказал Баландин. — А ты, я вижу, времени даром не терял. Человеком стал, секретаршу заимел… Не уступишь ее мне на пару часиков?
Судя по голосу, она у тебя очень даже ничего, а я, сам понимаешь, стосковался по женской ласке. Да и должок за тобой числится, если ты еще не забыл.
— Какой еще должок? — не отвечая на приветствие, огрызнулся Рогозин. Судя по тому, как начался разговор, Баландин действительно намеревался предъявить ему счет за все эти одиннадцать лет и отнюдь не собирался при этом церемониться.
30 
