очень нудно 
118 
Я беру с подоконника полевой бинокль Эмерсона и вынимаю его из футляра. Вообще-то Эмери не служил в армии: когда ему не позволили стать капелланом, он стал ярым противником службы. Он выиграл этот бинокль в бинго. Я люблю рассматривать через него пассажиров, прибывающих по вечерам в понедельник, однако в пятницу днем смотреть особенно не на что. Разве что на новую дорожную развязку, Господи, и зачем я только согласилась! У меня до сих пор колотится сердце от его слов. Я поворачиваю бинокль другой стороной и некоторое время смотрю в него так, пытаясь унять сердцебиение (нет, это были не Бетси и не Бадди, и не кто-либо из его обычной компании), и тут вдруг замечаю, что, откуда ни возьмись, за моей спиной оказывается мисс Лон, уже пристроившаяся к моим леденцам.
– Миссис Уиттиер…
От неожиданности я подпрыгиваю как лягушка, пугаясь в основном ее налитых кровью глаз. Цвета розового вина. Иногда, по ее собственным словам, она еще до ланча успевает выпить кварту… «…Неужели вы не видите, что опять смотрите не с той стороны?» Переминаясь с ноги на ногу и дыша таким перегаром, что у ежа бы колючки выпали, она принимается ворковать:
– Я слышала, как у вас вдруг отключился телевизор, и забеспокоилась – не случилось ли чего…
Одета она соответственно своему предположению – кое-как. Я точно знаю, что когда она слышит звук спускаемой воды или звон какого-нибудь моего пузырька, она тут же проскальзывает в ванную, проверяя, не оставила ли я открытой свою аптечку. Наши ванные примыкают друг к другу, и в ее аптечке есть крохотная щель, ведущая к моей аптечке, так что если она не поостережется, дело кончится тем, что я возьму пилку для ногтей и лишу ее одного из налитых кровью глаз. Шучу. На самом деле мы старые знакомые. Приятельницы. Старая дева и вдова – одного поля ягоды. И я говорю, что выключила телевизор, так как говорила по телефону.
– Да, кажется, я слышала звонок и подумала, не Библейский ли это Боб снова предлагает деньги.
Он позвонил мне однажды и спросил, кто сказал: «Скорбь моя горше моих слез». Я вспомнила, что это Иов, так как из всей Библии это была единственная книга, которую нам вслух читал дядюшка Диккер (он утверждал, что она поможет мне примириться с моими шрамами, но я-то думаю, он делал это, чтобы унять свою постоянно болевшую грыжу). Дав правильный ответ, я выиграла сорок долларов и медную фигурку мадонны, чего мисс Лон никак не могла пережить. Если я была в ванной или дремала, она после первого же звонка бросалась ко мне в надежде на то, что это может быть новый опрос, и успевала ответить на третий звонок. Поэтому она считает меня счастливицей. Иногда она просто приходит и ждет, когда зазвонит телефон. Она божится на чем свет стоит, что у меня проблемы со слухом: она всегда стучится, прежде чем войти, а я отвечаю: наверное, резиновой колотушкой.
– Нет, это был не Библейский Боб, – заверяю ее я, – это был мой внук.
– Тот, знаменитый?
Я киваю и убираю бинокль в футляр.
– Он приезжает сегодня на специальном автобусе, чтобы забрать свою бабку на торжественную вечеринку, которую они устраивают в честь ее дня рождения. – Признаюсь, что переборщила, но она может довести до ручки кого угодно. – Вероятно, меня не будет весь вечер, – добавляю я.
– А как же служба преподобного Пола? И пончики? И «Сумеречное трио»? Миссис Уиттиер, вы сошли с ума.
Я сообщаю ей, что в мою честь будет отслужена другая служба и вместо непропеченных пончиков я буду угощаться именинным пирогом. И лишь сообщить ей о «Поющих Брассах» у меня не хватает духу. Глаза ее и так уже начинают зеленеть, переключившись с красного, как светофор на перекрестке. Она уже полтора года живет у меня за стенкой, и единственными ее посетителями были Свидетели Иеговы.
– Да, – отвечаю я, – мисс Лон, я сошла с ума, но прежде, чем впасть в безумие, я хочу как следует напиться «Сардо». – А за сим прошу у нее прощения и, не говоря больше ни слова, удаляюсь в ванную.
Я испытываю симпатию к мисс Лон. Мы долго ходили с ней в одну церковь и отлично ладили друг с другом, разве что она всегда слишком воображала. Думаю, это связано с тем, что она происходит из очень старой и известной в Орегоне семьи – владельцев компании «Песок и гравий». Только после начала городской перестройки, заставившей ее перебраться в Тауэрс, я поняла, насколько она одинока. И завистлива. Она не выносит, когда люди оказывают мне внимание. Говорит, все так ко мне относятся, что можно подумать, я единственная живу в этом доме. А я каждый раз отвечаю: «Ну и что? Просто я нравлюсь людям». «Нет, это я должна им нравиться, – говорит она, – потому что я никогда не сделала им ничего плохого». Я говорю: «Просто я стараюсь быть ко всем доброй». «Да уж, – отвечает она, – добренькой, и вам наплевать, хорошие они или плохие; а мне не нужна дружба такой ценой». На самом деле я человек достаточно прямолинейный, но тут я говорю: «Если хочешь с кем-нибудь дружить, проще любить своего соседа, чем все время судить его. К тому же я никогда в своей жизни не встречала по-настоящему дурных людей». «Наверняка бы встретили, если бы знали жизнь так же хорошо, как я, – заявляет она, – в один прекрасный день что-нибудь происходит, и ты понимаешь, что некоторые – просто чудовища! Ну, мы еще посмотрим, к чему приведет ваша любвеобильность», – добавляет она.
118 
