153 
Он снова умолкает, переводя дыхание и покачиваясь от усталости. И я замечаю, что Джо раскачивается вместе с ним, как птичка, сидящая перед коброй.
– И тем не менее вы продолжаете выполнять свои обязанности. Вы приходите на дежурства с высоко поднятыми головами и с дипломами, которые готовы продемонстрировать любому желающему, зная, что если какой-нибудь сумасшедший вздумает проломить стену, они будут столь же бесполезными, как и теории Фрейда. Вы выходите на эту баррикаду лишь с одним оружием. Может, кто-нибудь скажет, с каким? А? Какие-нибудь догадки или предположения? Я помогу. Кто оплачивает это августейшее собрание?
Все молчат. Весь зал погружается в гробовую тишину. И тогда старик издает презрительное хрюканье и разворачивает салфетку, на которой изображены логотипы спонсоров съезда.
– Вот кто! – провозглашает он. – Фармацевтические компании. Лаборатории которых производят ваше оружие – таблетки! Они ваши поставщики, а вы – потребители. И этот съезд – их рыночная площадь. Все установленные внизу стенды призваны убедить вас в том, что они готовы обеспечить вас новейшей амуницией – самыми действенными транквилизаторами, анальгетиками, успокоительными, мышечными релаксантами и психоделиками!
Похоже, последнее адресуется к тому столу, за которым сидим мы с Джо, но, учитывая прикрытые темными очками глаза, сказать что-нибудь определенное трудно.
– Так что единственное, что имеется в вашем арсенале, – продолжает он тихим голосом, – единственное оружие, которое действует как на демона, так и на его хозяина, это горстка химических препаратов, несмотря на то, что больных уже орды, а имя демонам – легион. Мы же вооружены лишь хрупкими стрелами и копьями, к которым эти орды скоро станут бесчувственны. Мисс Нишвандер!
Блондинка уже спешит на помост, чтобы убрать доску, которую и выкатывает, не говоря ни слова. Занавеска за ней закрывается, и Вуфнер, задумчиво посасывающий мел, остается в одиночестве. Кроме его чмоканья не слышно ни единого звука.
– Прошу прощения, – по прошествии некоторого времени произносит Вуфнер. – Я понимаю, что теперь, после постановки диагноза, необходимо высказать свои предложения по методике лечения заболевания. К сожалению, я должен разочаровать вас. У меня нет панацеи, а предлагать временные решения я отказываюсь. Мне бы следовало с самого начала сказать вам, что рецептов спасения у меня нет. Единственное, что я могу сделать, это привести вас в чувство. И если вам покажется, что существование здесь и сейчас слишком тяжело для вас, тогда… – он насмешливо вскидывает голову. – Тогда проще всего пересечь перегородку и присоединиться к счастливым гиппопотамам.
Для большинства присутствующих эта метафора остается неясной, но тут уж я не сомневаюсь, что она направлена непосредственно на меня. Вероятно, он разглядел меня не только сейчас за столом, но и до этого – у загона с гиппопотамами, а возможно, и в кабинке «Полета в небеса». Плечи его обмякают, и он делает глубокий вдох – он склоняется настолько низко, что сиплое дыхание многократно усиливается микрофоном. Кажется, он весь дрожит от напряжения, как какая-нибудь священная развалина, готовая рухнуть под напором ураганного ветра. Затем он снимает с себя темные очки, и пронзительность его взгляда потрясает. Даже если кровля святилища была снесена, алтарь по-прежнему горел, как электрическая дуга, все с той же слепящей яркостью. «Не опускай глаз, если он на тебя посмотрит, – говорю я себе. Постарайся выдержать этот взгляд». И вот он обращает его на меня. Глаза, подобные очам Кали, украшенной черепами. При первом же прикосновении его взгляда я опускаю глаза и принимаюсь рассматривать масляный соус в своей тарелке, прикидывая, сможет ли он смягчить причиненные мне ожоги.
– Ну так что? Думаю, все. Благодарю за внимание. Гутен абенд и ауфидерзейн. Мисс Нишвандер!
Когда я снова поднимаю голову, она уже проталкивает кресло в прореху в бархатном занавесе.
Участники «Бельвью-ревю» никак не могли понять, почему их гомерически смешное шоу вызывает так мало смеха. Но даже остатки моего омара выглядели смешнее, чем они, поэтому мне было очень жаль, когда его унес официант. Однако после завершения банкета участники конференции начали прилагать все усилия, чтобы рассеять неприятный осадок, оставшийся после выступления Вуфнера. Остаток вечера все усердно надирались и злословили в адрес Вуфнера. Его сильный акцент делал его хорошей мишенью для пародирования. Когда хохот в любезно предоставленном лабораториями Ла Буше номере становится громовым, добросердечный доктор Мортимер начинает высказывать опасения, что старик может его услышать.
153 
