157 
– Хочешь верь, хочешь нет, но я надрался в Диснейленде.
– Верю. На ракете. Убери-ка свою книгу, пока у меня не начались галлюцинации и я не увидела собаку.
Пытаясь дотянуться до сумки, я случайно роняю ее трость, и она падает прежде, чем я успеваю ее поймать.
– Осторожно! – кричит она. – Ты роняешь мой третий глаз!
Она поднимает трость и ставит ее за кушетку, подальше от меня, потом снова наклоняется и смотрит на меня со свирепым видом:
– Неудивительно, что у тебя такой виноватый вид, так и норовишь что-нибудь сломать.
Несмотря на всю ее свирепость, я не могу удержаться от улыбки. На самом деле все это маска. Думаю, она даже не отдает себе отчета в том, что изображает. К тому же она не такая уж неженка, как мне показалось вначале.
– Кстати, если уж ругаться, ты тут недавно произносила очень качественные проклятия.
– Ах, это, – замечает она, и всю ее свирепость как рукой снимает. Она подтягивает коленки к подбородку и обхватывает их руками. – Это не я, – честно признается она. – По большей части это Гари Снайдер. Стихотворение, которое называется «Заговор против демонов». Хочешь знать, почему я его запомнила? Потому что однажды я распылителем нарисовала целую картину. На футбольном поле. Помнишь, когда Билли Грэм устраивал пару лет тому назад огромную тусовку на стадионе Малтнома?
– Так это ты сделала?
– От одной линии ворот до другой. Целую ночь рисовала и израсходовала девятнадцать баллончиков. Некоторые слова были величиной в десять ярдов.
– Так ты та самая знаменитая художница? Класс! В газетах писали, что разобрать текст было невозможно.
– Так было же темно! К тому же у меня отвратительный почерк.
– Зато пару дней назад ты изъяснялась чрезвычайно внятно, – напоминаю я. Мне не хочется, чтобы она умолкала. Я вижу, как лицо ее заливается краской от полученного комплимента, и она начинает раскачиваться, обхватив себя за колени.
– Я здорово поцарапалась, – замечает она. – К тому же я говорю лучше, чем пишу.
Некоторое время она раскачивается, сосредоточенно глядя перед собой. Солнце уже почти скрылось за рекой, и помещение заливает мягкий теплый свет. Хромированные оконные переплеты приобретают желтоватый оттенок. И вдруг ни с того ни с сего она хлопает в ладоши.
– Вспомнила! – указывает она на меня пальцем. – Откуда я знаю твою меланхолическую харю! Из твоего дурацкого романа! Он такой же дурацкий, как и ты!
И она снова принимается раскачиваться. Я бы не удивился, если бы она начала сосать палец.
– Я тоже иногда пишу, когда не занимаюсь ничем другим, – ставит она меня в известность. – В настоящий момент я – астральная путешественница, остановившаяся на отдых. После двухдневных забот мисс Билл ничего другого не остается.
Я говорю, что она выглядит гораздо лучше остальных виденных мною здесь пациентов, от чего она снова краснеет.
– Просто я прячу транквилизаторы за щекой, – признается она. – Я никогда не принимаю их лекарства… Смотри…
Она ощупывает кушетку, поднимает большой осколок стекла, запихивает его себе в рот и делает глотательное движение. Потом открывает рот, демонстрирует мне язык и через мгновение выплевывает осколок, который со звоном падает на новые плитки.
– Знаешь, почему меня сюда упекли? Потому что я нажралась ЛСД и отправилась прогуливаться по ротонде Капитолия. А знаешь почему? Я праздновала окончание своего романа. Знаешь, как он назывался?
Я говорю, что с удовольствием узнаю. Я не могу избавиться от ощущения, что она дурит меня, но мне все равно. Я абсолютно очарован.
– Я назвала его «Гениальная девочка завоевывает мир». Не слишком затасканное название?
Я отвечаю, что встречал и похуже, особенно когда речь идет о первом произведении.
– Первом?! Ну ты и болван! Это мой третий роман. Первый назывался «Сиськи и жопы», второй «Где-то за радужными яичниками». Признаюсь, первые два никуда не годятся. Юношеский бред. Но в «Гениальной девочке» что-то есть. Знаешь, мой издатель хочет переиздать два первых и выпустить все три под одной обложкой. Но я сомневаюсь. Что ты мне можешь сказать по этому поводу как писатель писателю?
Я не знаю, что и думать. Врет она, говорит правду или что? Вид у нее абсолютно серьезный, но я не могу отделаться от ощущения, что меня дурят. Поэтому отвечаю вопросом на вопрос:
– А кто твой издатель?
– Бинфордс и Морт.
Если бы она назвала какое-нибудь известное нью-йоркское издательство типа Кнопфа или Даблдея, я бы не удивился. Но Бидфордс и Морт?! Издательство, специализирующееся на выпуске высококачественной исторической литературы, которое мало кто знает за пределами Северо-Запада! К чему бы ей было выбирать его? А с другой стороны, неужто они стали бы издавать ее?
157 
