очень нудно 
33 
Потому что теперь, теперь, теперь этот сукин сын взял и умер.
И с последними каплями вина, поднятого в знак приветствия, Дебори начинает плакать. Это не сладкие слезы, несущие облегчение, но горькие и безнадежные. Он пытается сдержать их и открывает знакомую книжку Керуака в поисках какого-нибудь места, которое утолило бы его горе, но сквозь слезы ничего не может разобрать. Начинает темнеть. Он закрывает и книгу, и глаза, и снова погружается в библиотеку собственной памяти, концентрируясь на словах «Хулиган», «Герой», «Первосвященник хайвеев», «Вечный мечтатель» и «Иллюзионист». А может, и нет. Он ощущает себя учеником, пытающимся отогнать кружащих над его головой призраков отчаяния каким-нибудь изящным пугалом, набитым соломенными воспоминаниями о том, кем был великий Хулиган и что означала его безумная жизнь, во имя которой он умер. Он пытается заглушить насмешку, проглядывающую в бессмысленной смерти своего героя, с помощью анекдотов и вдохновенных афоризмов Хулигана (шесть четыре девять два восемь – последнее сочинение этого лучшего ума их поколения!).
Но полки пусты. Все труды уничтожены, как потерявшие значимость в свете последних открытий. Библиотечная метафора вызывает у Дебори смех, и он ощущает, как у него пересохло в горле. Он допивает последние капли вина с такой решимостью, словно борется с огнем. «Год наркомана», – произносит он, сидя под куполом вьющихся побегов и наблюдая за тем, как последние лучи ржавого солнца угасают на верхушках тополей. Он смотрит до тех пор, пока не исчезает последний отблеск и вино вновь не возвращает его к заброшенным стеллажам памяти. На этот раз ему удается найти тоненькую брошюрку не на букву «X», а на букву «П» – она посвящена эпизоду, когда знаменитый гонщик Хулиган познакомился с прославленным стэнфордским силачом Ларсом Дольфом и потерпел от него поражение в харизматической мужской схватке. «П» – поражение.
В конце пятидесятых и начале шестидесятых эти два гиганта возвышались над всеми зарождавшимися революционерами Прибрежной полосы. Оба были титанами и проповедниками своих собственных неповторимых философий. Однако Хулиган был более известен благодаря тому, что фигурировал в качестве героя в целом ряде романов, получивших общенациональное признание. Но Ларс Дольф ни в чем ему не уступал. Все, так или иначе имевшие отношение к жизни хиппи на полуострове, слышали о нем. А поскольку он занимался привлечением участников на буддистский семинар, многие знали его лично и испытывали благоговение перед его неафишируемой силой.
И вот как-то весенним вечером Ларс Дольф забрел к Дебори, который жил тогда напротив стэнфордского корта для гольфа. Дольф утверждал, что слышал о Девлине и хочет с ним познакомиться – он легко ходил в гости, особенно когда это предполагало наличие выпивки. Дебори сразу понял, что конфликт неизбежен – это выражалось во всем – в его позе, в том, как он передавал бутылку…
Сначала они столкнулись на почве искусства. Ларс был неизвестным художником, а Дебори столь же неизвестным писателем. Затем они перешли к философии. Ларс был седеющим дзэн-битником, черпавшим вдохновение в вине, а Девлин – психоделическим провокатором с гораздо более криминальными потребностями. И наконец, совершенно естественно, они подошли к куда как более древнему и основополагающему вопросу о физических способностях. К счастью, в то время последние являлись одной из сильных сторон Девлина. Три раза в неделю он ездил в Олимпийский клуб Сан-Франциско, собираясь представлять Соединенные Штаты в вольной борьбе на предстоящей Римской олимпиаде. Ларс тоже был увенчан кое-какими лаврами, являясь лучшим американским полузащитником после Краута. О нем ходили легенды. Чаще всего рассказывали историю о том, как он подрался в Пескадеро с целым грузовиком мексиканцев, собиравших артишоки, а когда местная полиция остановила побоище, то прибывшая «скорая», осмотрев Ларса, извлекла из него обломки трех тихуанских пружинных ножей.
Дебори не мог вспомнить, кто в тот день предложил устроить соревнование. Возможно, это был он сам: решил воспользоваться приемом, которому научился у отца. Но Ларс Дольф даже не потрудился встать. Затем, насколько он помнит, место занял его брат Бад, приехавший из Орегона для ознакомления с культурой. Он предложил заняться индейской борьбой.
Стоя стопа к стопе и ладонь к ладони, Бадди расшвырял одного за другим целую толпу неуклюжих студентов, расправившись с ними с такой легкостью, что ему стало даже неловко, и он уже собрался пригласить в круг Дебори (хотя тот и не бросал ему вызова – эта проблема давно уже была решена между братьями: Девлин был тяжелее, старше и выше), когда вдруг раздался голос Ларса Дольфа, сидевшего в позе лотоса рядом с бутылкой:
33 
