— Здесь больница, милейший, а не дом свиданий, — зло хмыкнул Домбоно.
— Моя невеста может помогать мне здесь по уходу за больным, — улыбнулся Холодов. — У нас этому даже археологов учат. Как-никак наша медицина без жрецов обходится. Вероника нужна мне здесь. Я буду только рад, если она поможет мне в послеоперационном уходе за мальчиком.
Домбоно, не удостоив Алексея ответом, вышел из палаты.
— Он в ярости, — сказал Мин-Ра, когда дверь с шумом захлопнулась за верховным жрецом. — Как же, как же, он ведь здесь величайший врач в истории Мерое. А ты его обижаешь…
И принц залился веселым смехом.
— Просто мне нужна определенность, мой мальчик. Когда все закончится, я постараюсь все объяснить тебе. Про Домбоно, в частности.
«Интересно, — подумал Алексей, — пришлют ли ко мне Нику? Поселят ли рядом? Господи, пусть материнская любовь окажется в сердце Сикиники сильнее ее женской тоски! На что она решится, Господи? Позволь мне выстоять в этой битве!»
Алексей раскрыл чемоданчик и выложил на стол хирургические инструменты. А еще стетоскоп, тонометр, маленький молоточек.
Мальчик немного испуганно глядел на все его приготовления, на стетоскоп, а затем скорчил жалобную мордочку при виде Холодова с «трубочками» в ушах.
— Так, а теперь я послушаю, что там делается у тебя внутри, — с улыбкой сказал Алексей, приподнимая прозрачную рубашечку на теле Мин-Ра. — А потом послушаю твое сердце и точно-преточно скажу тебе, все ли с тобой в порядке, — и он приложил трубку к груди мальчика. Принц Мин-Ра вздрогнул. — Дыши глубже, друг мой, — невозмутимо приказал Холодов. — Так, еще глубже, ровнее, ну, спокойно, спокойно. Не бойся, дружок. Ты же веришь мне…
Мальчик молча кивнул головой в знак согласия. Его пальцы намертво вцепились в львиную шкуру, Мин-Ра старательно дышал, как все пациенты мира, к которым обращается доктор: «Дышите — не дышите…»
Жилище, в котором разместили пленников, ныне обретших статус почетных гостей Мерое, могло показаться почти что царскими палатами по сравнению с клетками. Здесь были кровати, стол, тростниковые циновки на каменном полу и отличная вентиляция.
Савельев тщательно «проинспектировал» эту большую комнату, подергал дверь и пожал плечами.
— Опять нас заперли! Как говорит Домбоно, мы здесь гости, но что-то я с таким видом гостеприимства еще не сталкивался. Хотя я сам виноват. Нечего было вчера куда не следует нос совать…
Вчера Алик Шелученко с ходу бросился на кровать, скинув на пол ветровку, да так и лежал. Ваня без аппетита жевал яйцеобразной формы фрукт, даже не чувствуя никакого вкуса. Вероника статуей застыла у окна. «Слепое» окно, размалеванные створки которого были плотно закрыты. Сквозь щели пробивались нескромные лучики света. Ника потерла глаза.
— Там внутренний дворик. Совершенно пустой. Только каменные стены, — Розова села на кровать. — Что будет с Лешей, а, Паш?
— Ты же сама все слышала от Домбоно. Послезавтра он оперирует мальчика. Лешка… он — молоток, Ника! Лихо начинает. Благодаря остеоме он еще во всей Мерое воцарится. Только не спрашивай, как долго все это будут терпеть жрецы! И даже если они надают ему по заднице, этот упрямый осел не перестанет делать все по-своему, — Паша сам не заметил, как завелся. — А Домбоно тоже тот еще осел! После операции они тут с Холодовым такой мордобой устроят… А вы как считаете, а, Филиппс?
Высоченный, тощий англичанин только пожал плечами в ответ. Его спокойствие поколебать каким-то «мордобоем» было невозможно.
— Да прикончат они где-нибудь в углу мальчишку. Эти ваши жрецы… — наконец отозвался он. — А смерть его наоперацию спишут.
— Вот этого-то я и боюсь больше всего! Я уже говорил об этом Холодову. Мне только неясно, что он собирается делать, чтобы избежать этого.
И ответ на савельевский вопрос последовал совершенно неожиданно. В комнату вошел одетый во все черное солдат и махнул рукой Веронике. Та даже не шелохнулась. Она сидела на кровати, намертво вцепившись в шкуру какого-то зверя. Алик вздрогнул всем телом, как червяк, на которого только что ненароком наступили сапогом. Ларин и Савельев встали рядом с Вероникой. И только Филиппс не растерялся. Он подошел к солдату и сурово выкрикнул:
— Нет! Или все, или никто!
Солдат с силой оттолкнул Филиппса в сторону. А потом вновь кивнул Веронике, вскидывая руки в примиряющем жесте.
— Он хочет сказать, что он нам не враг, — прошептал догадавшийся Савельев. — Кто знает, что им от тебя надо, Ника. Я бы пошел.