очень нудно 
42 
Инга вновь приложила палец к губам. Из каминного зала выплыла Прасковья Федоровна, плотно прикрыла двери и взглянула на пару с откровенным интересом.
— Пардон, — кокетливо улыбнулась дама и направилась к лестнице, ведущей наверх.
Инга проводила ее странным взглядом и сквозь зубы сказала:
— Вот еще порядочная! Строит из себя… Ну чем она лучше меня, скажи? Живет со стриптизером, с мальчишкой, который моложе на семнадцать лет!
— Он ее муж, — заметил Грушин. — И я слышу в твоем голосе зависть.
— Завидовать? Ей? Еще чего! Подумаешь, Сид! Тоже мне — сокровище! Да помани я его пальчиком — побежит как миленький!
— Ну и самомнение у тебя, — покачал головой Грушин.
— А что? — с вызовом посмотрела на него Инга. — Разве ты устоял?
— Да, но ты забыла, что было потом.
— Потому что ты — маньяк! Псих ненормальный!
— Псих, да еще ненормальный. Не многовато ли? Давай переходи к сути. Зачем ты меня вызвала в коридор?
Инга вдруг напряженно прислушалась:
— Грушин, ты ничего не слышишь?
— Борисюк убивает Тему?
— Глупые шутки!
— А что? Справится! Реутову надо поменьше лопать и заняться наконец спортом. Тебе с ним не противно ложиться в постель?
— Не твое дело.
— Ах, простите! — Даниил Грушин отвесил шутовской поклон. — Я забыл, что шлюхи не отличаются разборчивостью.
— Во-первых, Грушин, извинись.
— За что?
— За свое поведение.
— Ты пьяна. Я перед пьяными шлюхами не извиняюсь.
— Разве ты не видишь, что я изменилась?
— Нет. Не заметил. Такая же дешевая шлюха, какой всегда была. А моя жена — сводня. Подсунула тебя Теме.
— Ольга ничего не знала. Ни о нас с тобой, ни о том, что я могу… Словом…
— О том, что ты — дешевая шлюха, — не знала? Да, моя жена — святая простота! Где же ей было ума набраться? У репетиторов? На уроках французского? С папиных ручек на мои. Она мне даже ни разу не изменила. Дура!
— Грушин, Грушин, — покачала головой Инга. — Когда-нибудь тебе за все воздастся.
И в третий раз приложила палец к губам.
Из каминного зала вышел Сид. И посмотрел на пару невидящим взглядом. Потом, слегка пошатываясь, прошел мимо! И стал подниматься наверх, куда недавно ушла его жена.
— Это проходной двор какой-то! — с отчаянием сказала Инга. — Пойдем наконец наверх!
— Туда поднялись Сид и Прасковья.
— Тогда вниз!
— Там Борисюк с Темой.
— В каминный зал.
— Там Кира.
— Такой огромный дом, и некуда пойти!
— Здесь, на втором этаже, еще несколько комнат. Пойдем в спальню для гостей. Ее, кстати, приготовили для Темы. Заодно и освоишься.
— Грушин, ты невыносим! Как же я тебя ненавижу! — простонала Инга.
…В это время Сид поднялся на третий этаж. Теперь он прекрасно знал, что находится за двумя белыми дверями: супружеские спальни. И смело толкнулся в третью. Да, это был санузел. Огромных размеров комната с биде, душевой кабиной и нишей, в которой находилась ванна овальной формы, под мрамор и с джакузи.
— Живут же буржуи! — покачал головой Сид.
В огромном зеркале он увидел свое отражение и негромко заметил:
— Надо бы сходить за очками… — Потом крикнул: — Мать! Мать, ты где?
Кричать было бессмысленно, потому что спрятаться здесь было негде. Разве что за прозрачной занавеской, отделяющей нишу с овальной ванной. Но жены здесь не было, это Сид понял. Ох, мать!
Он с завистью огляделся. Эх, ему бы так устроиться! Грушин-то не промах! У них с матерью Прасковьей таких денег нет. Ванная комната в доме одна, сортиров, правда, парочка, но все ж не так! Не с размахом! И прислуги нет. Что Кира? Кира — печатная машинка. Приложение к матери. Почти бесплатное. Нет, какая же дрянь! Наркоманка!
И Сид невольно сжал кулаки. Потом, вздохнув еще разок с откровенным сожалением, вышел из мраморной комнаты. В коридоре задержался. Где же она? Ему надо срочно переговорить с женой.
— Эй, мать! — вновь негромко позвал Сид.
И тут заметил, что дверь в спальню Грушина чуть-чуть приоткрыта. Это его насторожило. Что у них тут, дом свиданий? Или мать тоже колется? Чего только не узнаешь! И Сид решительно толкнулся в спальню хозяина.
Прасковья Федоровна, стоящая перед зеркальным шкафом, от неожиданности вскрикнула. Потом перевела дух:
— Господи, Сид! Это ты…
— Мать, ты чего здесь? — и Сид нагнул голову, словно бык, увидевший красную тряпку.
42 
