63 
— Десять? — удивленно вскинул брови Дмитрий Сергеевич. — Раньше речь шла о двадцати.
— Захват Родина — моя идея, — пояснил чеченец. — Кроме того, ты давно хотел с ним поквитаться. А если вместе с ним прихватим еще и Кашкина, то с его выкупа получишь двадцать процентов, как и договорились. Я своего слова не нарушаю. Ну так как, ты со мной?
— С тобой, — согласился Борисов.
— Милый, мне скучно, — недовольно надула губки Мириам. — Мы уже целый час здесь сидим. Глупость какая-то.
— Тихо! — поднес палец к губам Костолом. — Нас могут услышать. В русских гостиницах комариный писк из-за стены слышен.
— Ладно, я буду паинькой, — аккуратно перебираясь с кресла на кровать к Гарику, прошептала модель. — Но ты тоже не будь букой.
— Что ты делаешь? — с ужасом прошептал Костолом, когда пальцы модели начали ласкать его ширинку.
— Все будет тихо-тихо-тихо, — заверила его Мириам.
— Прекрати! — Гарик перехватил ее руку. — Ты что, не понимаешь? Я же делом занят!
— Я тоже, — обиженно заметила модель. — Или ты хочешь, чтобы я закричала?
— Нет, только не это! — взмолился Костолом.
— Тогда расслабься и будь хорошим мальчиком, — посоветовала девушка, неторопливо расстегивая молнию на его брюках.
Рябой в сопровождении Кадавра и Жорика решительным шагом направился к номеру Хосе Мануэля.
— Телеграмма, — трижды постучав в дверь, скучным голосом сообщил он.
— От кого бы это? — проворчал журналист, отпирая замок.
— О Боже, перестань, — простонал Костолом. — Как ты можешь такое вытворять? Испанки что, все такие?
— Ты — просто супер! — шепотом воскликнула Мириам, с восхищением созерцая впечатляющую масштабность мужских достоинств Гарика. — Ты как могучий черный андалузский бык!
— Только корриды мне тут не хватало, — закатывая глаза, пробормотал Костолом. — Неужели ты с быками тоже такое проделывала? — охваченный внезапным подозрением, спросил он.
— А ты ревнуешь? — кокетливо поинтересовалась модель, с вдохновением истинного художника проводя языком по головке его члена.
Странный шум в соседнем номере заставил Костолома насторожиться.
— Молчать! Одно движение, и мы стреляем, — по-русски донеслось из-за стены.
— Черт! — выругался Гарик и, оттолкнув Мириам, резким движением вскочил с кровати.
Скатившаяся на пол девушка задохнулась от возмущения.
— Трус! Негодяй! Импотент! Гомик неблагодарный! — забыв о необходимости соблюдать тишину, завопила она.
— Заткнись! — простонал Костолом и, подтягивая вверх спадающие штаны, выскочил на лоджию.
Одним прыжком перемахнув через загородку на лоджию Хосе Мануэля, он ударом ноги распахнул застекленную дверь и, с ужасом зафиксировав, что в номере трое вооруженных мужчин, чисто автоматически перекатился по полу, копируя столь любимых им зеленых беретов из американских боевиков. Увы, на этом изобретательность Костолома иссякла. Не обладая необходимыми навыками, чтобы успеть сориентироваться после кувырка и быстро выработать план атаки, Гарик с окончательно свалившимися штанами нелепо застыл посреди комнаты, глядя в направленные на него украшенные глушителями дула пистолетов.
Рябой с дружками, забыв о том, зачем они сюда пришли, тоже застыли с открытыми ртами, уставившись на торчащий, как палица викинга, громадный член Костолома.
— Глядите, извращенец! — растерянно проинформировал собравшихся Кадавр. — Откуда ж он взялся?
— Ну вот, еще один Эдичка Лимонов выискался, — пробормотал начитанный Жорик. — Ненавижу голубых!
— От них-то и СПИД пошел, — укоризненно заметил Рябой, с отвращением сплевывая на пол.
— Это не голубой, а эксгибиционист, — поправил приятелей Кадавр. В детстве ему нравилось читать книги по сексопатологии.
— Дурак, эксгибиционист свое хозяйство бабам показывает, а этот — мужикам, — авторитетно заметил начитанный Жорик.
— Значит, это голубой эксгибиционист! — не сдавался Кадавр.
— А такие бывают? — усомнился Рябой.
— Так вот он, перед тобой! — указывая на Костолома дулом пистолета, пожал плечами Кадавр.
— И что, он от этого на самом деле удовольствие получает? — недоверчиво поинтересовался Рябой.
— А то! Ты на член его посмотри! — снова ткнул пистолетом в Костолома специалист по сексопатологии.
Хосе Мануэль не верил своим глазам. Хотя замашки чересчур сексуальной модели нередко приводили его в ужас, журналист почувствовал запоздалый укол ревности. Чувствительная душа испанца тяжело переживала измену.
63 
