149 
И все-таки сохранялась какая-то недосказанность между нею и Орвилом — оба ясно чувствовали это. Орвил смотрел на Агнессу — на длинные ресницы опущенных глаз, на нежную незагорелую кожу лица, на выбившуюся из прически тонкую прядь волос. Безжалостный труд посудомойки испортил ей руки; Орвил подумал о том, что Агнесса все эти годы, забывая о себе, постоянно думала, заботилась о дочери: ни один человек, взглянув на Джессику, не сказал бы, что девочка выросла в такой бедности. Сам Орвил тоже не подозревал, какой слабой, крошечной она родилась: он видел перед собой вполне развитого, здорового ребенка.
Глядя на Агнессу, он вдруг принялся искать в ее лице черты, которые передались Джессике. Джессика была миловидным ребенком, но Орвил хотел бы видеть ее несколько иной: с такими же темными, как у сидящей перед ним женщины, волосами, черными ресницами и прохладно-зеленым цветом глаз.
Он смотрел на Агнессу: что изменилось в ней за эти годы? Конечно, она стала старше, что-то исчезло, но в то же время новая прелесть появилась в ней. Девчонка превратилась в женщину! Орвил вдруг будто новыми глазами увидел, как густы шелковистые пряди волос Агнессы, как свежо ее лицо… И она умна: она, как видно, хорошая мать и хозяйка и может стать верной подругой тому, кто полюбит ее. Чья она теперь, эта женщина? И почему он решил тогда, много лет назад, что не может обладать ею?!
Он думал долго, смотрел на ее лицо, руки, шею — и внезапно чуть не задохнулся от тех мыслей, что пришли ему на ум.
— Мисс Митчелл! — позвал он, стараясь отвлечься.
— Да? — отозвалась она. Она не была особо искусна в кулинарии, но сегодня испекла печенье, заняв в очередной раз денег на сахар и муку, и сейчас хлопотала, накрывая на стол.
— В вашем городе, кажется, есть хороший театр?
— Есть.
— Вы были в нем?
— Нет.
— Хотите посмотреть?
Она не ответила. Женская гордость не позволяла ей говорить, почему она не может пойти.
Ни одного хорошего платья! И ничего вообще!
Лицо ее горело. Она чуть заметно покачала головой.
Разговор разладился.
«Двадцать три года, — вновь подумала Агнесса, — золотой возраст! Пройдет, все пройдет, а останется что?» Не век она будет молода, а что ждет ее в жизни? Череда безутешных лет?
Мысли нахлынули на нее, опять придавили неусыпной тяжестью: ничего ей не видать — ни любви, ни света, ни радости! Ничего, ничего, никогда!
Она почувствовала головокружение и оперлась на стол. Так бывало, она не удивилась, не испугалась, только очень захотела остаться одна, чтобы прийти в себя от всего, что пришлось передумать не в первый раз.
Но у нее был гость, и она не могла забыть об этом.
— Мистер Лемб, я просмотрела ноты. Удивительно, но почти все произведения — мои любимые.
Она говорила искренне, и его карие глаза задумчиво блеснули.
— А ваш любимый композитор?
— Трудно сказать. У многих я находила что-то близкое, волнующее меня. Мне нравятся Шуберт, Бетховен…
— Жаль, что нет пианино, вы бы сыграли.
— Пожалуй…
— Мы провели бы чудесный вечер.
Агнесса зажгла лампу. Орвил следил за ее неторопливыми движениями.
— Я люблю сумерки. А вы, мисс Митчелл?
— Не знаю. Раньше любила утро, потому что за ним следовал новый день. А теперь… Вечер, может быть.
— Почему?
Агнесса подняла глаза.
— Можно лечь спать и забыться.
— Вам никто не помогал все эти годы?
— Я встречала хороших людей, Филлис, например.
Они поговорили еще немного, потом Орвил собрался уходить.
— Ну вот, мисс Митчелл, — сказал он, — утром я уезжаю. Спасибо вам.
— За что? Это вам спасибо, я должна благодарить вас.
— Вы ничего мне не должны, — ответил Орвил. Агнесса вдруг заметила в его взгляде нечто новое, какой-то странный пугающий огонь. Он, ни слова ни говоря, взял ее руку и поцеловал.
— Не надо…— испуганно прошептала Агнесса. — Мистер Лемб!
Она отняла руку и внезапно, неожиданно для самой себя, расплакалась. Она хотела сдержаться, но не смогла все годы одиночества, обид и тоски выплеснулись в этих слезах.
— Не надо, ничего не надо, — проговорила она, когда Орвил участливо потянулся к ней.
— Простите, мисс Митчелл, я не хотел вас обидеть! Успокойтесь, пожалуйста! Я сейчас уйду, только успокойтесь! Вернется Джессика, она испугается!
Последние слова подействовали. Агнесса умолкла, вытирая слезы. Она молча встала, пряча лицо. Орвил дождался, когда она повернется, и заговорил взволнованно:
149 
