162 
Сара-Джо загородила ему дорогу.
— Эта девица мне не по душе. Такая же беспутная, как и ее мать, но если тебе ее так хочется, почему ты позволил Риду Ламберту отнять ее?
— Дело обстоит еще хуже, Сара-Джо, — веско сказал Ангус. — Наше будущее зависело от того, какое мнение о нас сложится у Алекс. Я надеялся, что она станет членом нашей семьи. Но, как всегда, Джуниор с заданием не справился.
— Не ругай его, Ангус.
— Почему, черт возьми? Он мой сын. И я буду ругать его, сколько мне вздумается. — Затем, подавив раздражение, он тяжело вздохнул. — Ладно, какой прок теперь махать кулаками. Неудавшаяся любовь Джуниора еще не самая большая наша беда. Боюсь, нам грозит судебное расследование.
Он вышел из комнаты, хлопнув дверью.
У бара Джуниор налил себе рюмку чистой водки. Но когда он поднес ее ко рту, Сара-Джо схватила его за руку.
— Когда ты наконец поймешь, что ты ничем не хуже Рида? Лучше. Опять отец расстроился из-за тебя. Ну сделай наконец хоть что-нибудь, чтобы он мог тобой гордиться! Джуниор, дорогой, пора тебе уже стать взрослым и начать действовать самому.
Онемевшая Алекс смотрела на Рида, отказываясь верить своим ушам. Он же спокойно тыльной стороной ладони смахнул со стола просыпанный кофе и снова наполнил кофеварку. Когда из нее стал капать кипящий напиток, он повернулся к Алекс.
— Что ты смотришь на меня, словно язык проглотила? Разве ты не это ожидала услышать?
— Это правда? — прохрипела она. — Ты убил ее?
Он отвернулся, постоял так несколько мгновений, глядя в пространство, затем снова повернул голову и глянул ей прямо в глаза.
— Нет, Алекс. Я не убивал Седину. Если бы я хотел ее убить, то сделал бы это голыми руками задолго до той ночи. И это было бы убийство при смягчающих вину обстоятельствах. И не стал бы я красть скальпель. И уж, конечно, черт побери, не позволил бы, чтобы вместо меня мотал срок тот несчастный слабоумный.
Она шагнула к нему, прижалась к его груди.
— Я верю тебе, Рид.
— Что ж, это уже немало.
Обнимая, он погладил ее по спине. Она уткнулась ему в грудь.
Он почувствовал, как желание поднимается в нем, но тут же отстранил ее от себя.
— Кофе готов.
— Не отталкивай меня, пожалуйста, Рид. Я хочу еще немножко побыть в твоих объятиях.
— Я тоже хочу, и не только этого, — он погладил ее по щеке, — но у меня есть подозрение, что наш разговор сильно помешает любовным объятиям.
Он налил кофе и поставил кружки на стол.
— Почему ты так говоришь? — Она села напротив него.
— Потому что ты хочешь узнать, известно ли мне, кто вошел в тот вечер в конюшню?
— Ты знаешь?
— Нет, не знаю, — он энергично покачал головой. — Клянусь богом, не знаю.
— Но тебе известно, что это мог быть либо Джуниор, либо Ангус.
Он неопределенно пожал плечами.
— Тебе никогда не хотелось узнать, кто из них?
— А какая разница? Ответ ошеломил ее.
— Для меня есть разница. И для тебя должна быть.
— Почему? Ни черта от этого не изменится. Селину не вернешь. И не изменишь ни твоего, ни моего несчастливого детства. И не заставишь твою бабушку полюбить тебя.
Заметив выражение ужаса на ее лице, он сказал:
— Да, Алеке, я знаю, что именно поэтому ты взяла на себя роль мстительницы за Седину. Мерл Грэм всегда нужен был козел отпущения. Каждый раз, когда Селина чем-нибудь не угождала матери, все шишки доставались мне. «Этот парнишка Ламберт» — по-другому она меня не называла и при этом всегда кривилась.
Так что меня совсем не удивляет, что она наложила на тебя эту пожизненную епитимью во искупление вины. Себя она не считала виноватой в судьбе Селины. И ни за что не хотела признать, что Селина, как любой человек на этой грешной земле, делала что ей вздумается и когда вздумается. А ты, единственное невинное в этом проклятом деле существо, оказалась во всем виноватой.
Он глубоко вздохнул.
— Какой прок от того, что мы узнаем, кто ее убил?
— Я должна узнать, Рид, — сказала она, чуть не плача. — Ведь убийца был еще и вором. Он ограбил меня. Будь моя мать жива, она бы меня любила. Знаю, что любила бы.
— Ради бога, Алекс, она же совсем не хотела тебя! — закричал он. — Так же как не хотела меня моя мамаша. Но я никаких расследований о ней проводить не стал.
— Потому что ты боишься! — заорала она в ответ.
— Боюсь?
— Боишься, что правда причинит тебе боль. , — Я не боюсь, — сказал он. — Мне это безразлично.
162 
