Цорндорф

Рано-рано утром, еще не рассвело, Фридрих проехал через свой компанент, говоря солдатам:

– Враг жесток и опасен. Будьте же беспощадны и вы! Сегодня мы должны забыть о жалости к побежденным…

Теперь, когда все было решено, он не спешил, и баталия началась лишь в девять часов утра. Никто из генералов Пруссии никогда не знал – как откроет Фридрих сражение. Но у короля был давний излюбленный прием, проверенный в викториях.

– Косая атака! – провозгласил он…

Русские священники еще проезжали вдоль рядов своих войск – верхами на лошадях, с хоругвями, кропили воинов водицей с рыжих метелочек. Солдаты вынимали кожаные манерки, наспех делали глоток-другой водки и кричали согласно:

– Виват Россия-а!..

Цорндорф уже горел, разделяя противников. Гусарские эскадроны Фридриха обходили русский лагерь во флангах. Неторопливо переползая через холмы и балки, неумолимо двигался классически четкий прусский строй. Медленно развернулся он в линию боевого порядка.

Над соседним лесом, за которым протекал Одер, радостно взлетели розовые от солнца аисты. В руках полковых тамбурмажоров, небывало вспыхивая, крутились под музыку нарядные штанги – все в бахроме и золоте, в лентах алых, в серебряных кистях.

Дум-ду-ду-дум… Ду-ду-дум! – грохотали барабаны.

Пруссаки подошли ближе, и тогда умолкла страшная молотьба палок по тугим шкурам барабанов. На смену им вдруг тоненько и нежно, почти миролюбиво запели плаксивые гобои:

Ich bin ja, Herr, in deiner Macht…^[17]

Но русские стояли тихо – ни возгласа, ни жеста; только перемнется кто-нибудь с ноги на ногу, и тогда противно чавкнет под ногами сырая земля.

Сент-Андре, приглядевшись к прусскому строю, заметил:

– Что ни говори, а зрелище великолепное!..

Фермор только что переставил заново батареи – (фронтом на противника, и лафеты засели в кочках болота. Русские стояли плотной массой, как стенка… Король оторвал от глаз трубу.

– Ого! – сказал он. – Задержите движение инфантерии… Я вижу, что тут ни одно наше ядро не пропадет даром.

Два часа подряд русские нерушимо стояли под свирепым огнем прусской артиллерии. Два часа подряд колотили их ядрами и бомбами. Два часа они пробыли в аду. Случалось, что ядро, ворвавшись в строй, калечило насмерть больше десяти человек сразу. Но когда дым рассеивался, Фридрих видел русские ряды, которые с упрямством непонятным смыкались над павшими.

– Дона, – вскричал король, – ты прав: они напоминают стены! Но мы их защекочем штыками инфантерии…

И вот началась битва. Первым – увы! – собрал манатки сам главнокомандующий русской армии Виллим Фермор. Последний, кто видел его, был венский барон Сент-Андре:

– Стойте, генерал! Куда же вы?

– Если надо, – ответил Фермор, – я добегу хоть до Шведта!

Свита поскакала за ним; убрался в сторону вагенбурга, в лесную тишь, и представитель Вены… Ставка опустела!

Событие – беспримерное в истории мировых войн: армия осталась без командующего, бросившего войска в разгар битвы. Всю власть над сражением, сами того не сознавая, возложили на себя офицеры и рядовые русской армии.

А прусский авангард уже пошел мять ряды. Под пулями и ядрами войска России, оскалясь багинетами, были оттиснуты назад – солдат на солдата, ряд на ряд, колонна на колонну.

– Так их! – хохотал король, упиваясь этим зрелищем. – Прессуйте азиатов. Напирай, парни, чтобы из русских сок брызнул…

Король еще не знал, что против его колоссального опыта и таланта, против его проверенной в боях тактики сейчас на поле Цорндорфа не стоит противник с такой же тактикой. Король не поверил бы, если б ему сейчас сказали, что он вступил в единоборство с армией без командующего… Солдаты и король!

  97