— Этот парень отлично играет, — между тем задумчиво сказал Стэфан. — Оркестр национального театра взял бы его с руками и ногами.
— Любого, включая дьюгоня, но не митмакема. Существо второго сорта, да еще и без всякого намека на гражданские права, никогда не допустят играть в лучшем оркестре страны, — мысленно ответил я ему.
Митмакемов не то чтобы не любят, но большинство жителей Рапгара относится к ним как к вещам, словно перед тобой не разумное, пускай и мертвое, существо, а какой-то камень или бревно. Их предпочитают не замечать и не разговаривают с ними, если они пытаются общаться. На городских улицах ходячий труп можно встретить с такой же частотой, как и пикли — то есть крайне редко. И те и другие не любят лишнего внимания и предпочитают жить в уединении и покое, подальше от всех.
— Я больше не могу, — сказала Бэсс, опускаясь на колени. — Земля пьет из меня силу.
Ее лицо блестело от пота, а кожа стала такого же цвета, как и у нашего провожатого. Я, несмотря на протесты, взял ее на руки.
— Далеко еще? — спросил я у митмакема.
— Нет. — Он даже не обернулся. — Сегодня много чужаков.
— Ты видел девушку?
— Да, юная прекрасная леди. Она ваш друг?
— Верно.
— Хорошая.
В ветвях настырно продолжали кричать галки. Бэсс горячо дышала мне в плечо, обхватив руками за шею и стараясь не стонать.
Митмакем спешил вперед, словно носорог, хрипя и пыхтя, в затем внезапно остановился так, что я едва не влетел в его широкую, подернутую тлением спину.
— Пришли. — Мертвец указал толстой рукой вперед. Там, в просветах между деревьями, на солнце блестела вода.
— Не приходи больше, низшая, — на прощание сказал митмакем и, развернувшись, скрылся в лесу.
Я вышел на берег медлительной реки, вдыхая ее одуряющую свежесть, и только теперь заметил, насколько тяжелый воздух был среди могил. Правее от того места, где я стоял, располагался мост, ведущий на противоположный берег.
Экипаж довез нас до моего дома. Бэсс за время пути почти полностью пришла в себя, повеселела, на ее щеках появился румянец. Как я давно успел убедиться, низшие довольно быстро восстанавливают свое здоровье. В этом они превосходят даже лучэров.
Я подал ей руку, когда она выбиралась из коляски, и повел к особняку. По пути мы встретили чэру эр'Тавиа, которая, опираясь на клюку, направлялась к своему дому. Она остановилась, смерив нас тяжелым взглядом. Я вежливо снял шляпу, приветствуя старую леди, но она, проигнорировав меня, сказала Бэсс:
— А-а-а… отродье низшей! Давно тебя не было видно. Я всегда знала, чэр эр'Картиа, что вы пойдете по кривой дорожке, раз водите дружбу со всяким сбродом! Все ваш батюшка виноват, вечно шлялся, словно он не чэр, а солдат какой-то! Очень неразборчив был в знакомствах.
Я пожелал ей доброго дня, и старуха, продолжая ворчать, перешла на другую сторону дороги и распахнула калитку у дома, где ее ожидали два десятка кошек.
— Как она узнала, кто я?
Я посмотрел на окаменевшее лицо Бэсс, глаза которой были скрыты за стеклами темных очков. Создавалось такое впечатление, что ей только что залепили пощечину.
— Ей две сотни лет. Думаю, за такое время можно научиться понимать, кто перед тобой стоит. Не обращай на нее внимания, пожалуйста. Иногда старую чэру заносит. Основную часть дней она вполне милая особа.
Стэфан, который имел собственное мнение на этот счет, громко фыркнул, но от комментариев воздержался.
Мы в молчании дошли до моего особняка. Я постучал, но дверь распахнул отнюдь не Бласетт. Это была Полли, и обе ее головы выглядели очень встревоженными:
— Слава Всеединому, Тиль! Мы уже и не знали, что думать! — с облегчением воскликнула она, едва удержавшись, чтобы не обнять меня всеми четырьмя руками. — В Рапгаре ужас что творится, а о тебе никаких вестей с прошлого утра! Я места себе не нахо… О!
Она наконец-то заметила Бэсс и пораженно замолчала. Новая девушка в доме была для Полли настоящим событием.
— Это госпожа Бэсс, Полли, — сказал я, переступая порог следом за девушкой. — Ты сможешь позаботиться о завтраке и кофе?
— Конечно, чэр эр'Картиа, — поспешно сказала она и исчезла на кухне.
— Доброго дня, чэр эр'Картиа. Доброго дня, госпожа, — поприветствовал нас Бласетт. — Вы позволите ваше пальто и ваш плащ?
Он мельком взглянул на мой костюм и заметил:
— Чэр не будет возражать, если я отдам его одежду бездомным? Боюсь, что, когда ее смогут отстирать, ткань все равно не станет прежней.