очень нудно 
221 
Чудо-меч остался точь-в-точь таким, как прежде. Ничуточки не пострадал, раскалился только до ужаса. Иван сорвал плащ, бережно закутал драгоценный клинок, глупо улыбнулся и понес Самосек на вытянутых руках, точно любимое дитя.
На восходе зарозовела молодая заря. Начинался новый день. Лучи утреннего солнышка доползли до бредущего по полю коня и ласково коснулись заросших шерстью век.
Яромир сонно чихнул и открыл глаза, недоуменно взирая на мирно шагающего рядом Ивана. Теряя сознание, он думал, что очнется уже в Ирии… да и то вряд ли - пустят его в Ирий, как же! Прямо в Навь отправят, в самое Пекло, к подножию гранитного трона Нияна!
- Я что - живой? - удивленно прохрипел он и тут же скривился от лютой боли.
- Живой покудова, - сердито буркнул Всегнев Радонежич. - Хотя и зря.
- А где?…
- Где положено.
- А куда?…
- Куда надо.
- Да я щас тебе все расскажу! - пообещал Иван. - Мы, значит, с дедушкой Всегневом…
- С коня меня снимите сначала, - перебил Яромир. - Ноги затекли - сам пойду…
- Пойдет он!… - фыркнул волхв. - Пойдет! Лежи смирно, бритоус, у тя еще не все кости на место встали…
- Дедусь, ты нас до лагеря только подвези, ладно? - торопливо попросил Иван. - Тут недалече уже! А дальше мы уж сами, сами!…
- Сами они!… - снова фыркнул волхв. - Сами! Нет уж, вы теперь от меня так легко не отделаетесь! Я с вами теперь до Тиборска доеду - челобитную вашему князю подам, пеню за яблоко скраденное стребую! Да еще за шишку эту! Вовек не расплатитесь! Ничё, ужо попомните меня, хитники!
Глава 38
В тронном зале царила мертвая тишина. Ни звука, ни шороха.
За окном разгоралась заря. По полу лениво полз солнечный зайчик. За ним следил круглый птичий глаз. Мутный, усталый, равнодушный…
О пленнике в золоченой клетке все словно позабыли. Сокол-оборотень сидел нахохлившись, время от времени разминая когтистые лапы.
Скучно. Жажда мучает. И есть хочется. А кормить никто не собирается. Уж четвертый день в клюве крошки единой нет. Дольше бы не было, да четвертого дня какая-то холопка из татаровьев сжалилась - сунула украдкой хлеба краюху.
Еле слышно скрипнула дверь. Чуть живой Финист поднял голову - к столу на цыпочках кралась молодица редкой красоты.
Василиса Прекрасная. Со свертком. Сокол повернул голову, глядя на сверток то одним, то другим глазом. Из него явственно доносился плеск.
- Ешь! - чуть слышно прошептала Василиса, просовывая меж прутьев лепешку, ломоть солонины и - самое главное! - миску с водой.
На миг Финист заподозрил подвох. Доверять этой юной ведьме он не спешил - поди разбери, что там у нее на уме… Конечно, она в этом дворце тоже вроде как пленница… да только не все тут ясно…
Но кишки подводило так, что хоть вешайся, и фалколак плюнул на осторожность. Он бережно, смакуя каждую капельку, опорожнил миску и так же медленно склевал хлеб с мясом, чувствуя, как по всему телу разливается уже не чаемая сытость.
- Помнишь ли меня, дядька Финист? - беспокойно спросила Василиса.
- Помню, конечно, - нехотя ответил сокол. - Ты у Овдотьи Кузьминишны, тетки моей двоюродной, ведовству обучалась…
Он и в самом деле хорошо помнил голоногую девчонку, десять лет жившую в избе на куриных ногах. Десять долгих лет - с восьми и до восемнадцати. Маленькая Василиса помогала старой ведьме по хозяйству, собирала для нее лесные травы, скоблила летучую ступу, каждый день ставила у печи две миски с молоком - коту и домовому. Десять лет она потихоньку обучалась чародейным премудростям и незаметно расцветала, из невзрачной девчонки-замухрышки превращаясь в удивительную красавицу.
Братья-оборотни не так уж часто навещали тетку покойной матери. Но и не так уж редко. Финист, паря в заоблачных высотах, нет-нет, да и залетал поделиться последними новостями. Яромир в своих лесных странствиях тоже порой заглядывал на огонек - бывало, гостил по несколько дней. И даже Бречислав иногда поднимал отяжелевшую задницу, оборачивался громадным быком и покидал Тиборск - вспомнить запах свежей травы, шум ветра в листве, землю, сотрясаемую могучим копытом…
И, конечно, Василиса всех их знала в лицо и по именам - мудрено не выучить за десять-то лет!
- Дядька Финист, я вызнала, где кащеева смерть хоронится! - прошептала Василиса, приблизив лицо к прутьям.
- И где ж?
- Игла в каменном яйце! Яйцо то в сундуке несокрушимом, а сундук Кащей в такое место запрятал, о котором никто и помыслить не может!
221 
