Лёгкий, ненавязчивый романчик 
42 
Опасливо прислонив диджериду к стене, лейтенант с любопытством прислушался к доносящимся с разных сторон обрывкам возобновившихся разговоров. Глаза агента привыкли к полумраку, и черты заполняющих локаль людей были видны теперь более отчетливо.
— Он эксгумирует музыку из гроба технологии и опять душит ее… — выразительно жестикулируя, вещал высокий тощий парень с заплетенной в косичку куцей козлиной бородкой.
— Отхожее место, как апогей цивилизации — в этом есть глубокий социальный символизм…
— Крафт-Эбинг выстраивает из ной-фрагментов абсолютно правильный гармонический ряд, а затем обрушивает мелодию в колодец бреда и галлюцинаций…
— Культура, в которой мы живем — это калейдоскоп предсмертных гримас…
— Тембровая музыка в своей концепции отталкивается не от системности, как в тональной музыке, а от особенностей человеческого слуха…
— Отвратительная мерзко-чешуйчатая змея постмодернизма у всех на глазах заглатывает собственный хвост…
— Последний альбом Вована — это продукт разложения традиционного музыкального ряда…
Мозг не привыкшего с общению с творческой богемой агента CESID отчаянно отторгал порождаемые их словами совершенно неудобоваримые образы, как желудок отторгает отравленную пищу. Вспотевший от напряжения Пабло мучительно терзался от чувства полной своей несостоятельности. По отдельности он понимал значение каждого произнесенного слова, но соединенные вместе они теряли всяческий смысл.
Отхожее место — это туалет. Но почему туалет является апогеем цивилизации? Не полет на луну, не ядерная бомба, не создание искусственного интеллекта, не достижения медицины, наконец, а именно туалет?
Еще хуже дело обстояло с заглатывающим свой хвост постмодернизмом и продуктом разложения музыкального ряда, который по какой-то причине ассоциировался у Пабло с покрытым трупными пятнами роялем.
Дрожащей рукой Монтолио ослабил узел галстука. Он думал о том, что русское своеобразие переходит все мыслимые и немыслимые пределы. Ну почему его не заслали к американцам? Английский язык он знает даже лучше русского.
Хозяйка локаля позвонила в большой бронзовый колокольчик. Разговоры стихли.
— Сейчас будет музыка! — объявила она.
Пабло с облегчением вздохнул. Как никогда он нуждался в передышке.
Молодой светловолосый парень поднес к губам саксофон, и пространство заполнила невесомая пронзительно-чистая мелодия.
— Это здесь! — донеслось от двери.
Монтолио вздрогнул при звуках знакомого голоса. Сердце гулко и горячо застучало о ребра.
— Добро пожаловать к Ебанькам.
Повернувшись к выходу, он увидел вылезающую из-под шторы Марию Гриценко. Зрелище было столь впечатляющим, что мысли о покрытом трупными пятнами рояле и толчке как апогее цивилизации мигом выветрились из головы лейтенанта.
Забираясь боком внутрь, хохлушка присела, изогнувшись по-кошачьи, от чего ее и без того ничего не прикрывающая юбка задралась, явив благодарным зрителям тонюсенькую ленточку черных трусиков-танга, пограничной полосой разделяющую спелые полукружия ягодиц. Знаменитая грудь седьмого размера, не удержавшись в вырезе эластичной кофточки, выпрыгнула-таки из декольте.
Когда Крусиграма стала деловито заправлять ее на место, рыжебородый музыкант уронил мандолину, а белокурый саксофонист сбился с такта и умолк.
Забравшийся в локаль вслед за девушкой Василий Стародыбов произвел на собравшихся гораздо меньшее впечатление.
— Кто это с ней? — нервно спросил Монтолио у Кирилла.
— Тамбовский Красавчик, первый русский тореро.
— Тореадор?!!
Оказалось, что он не ослышался.
В отличие от Баркова, лейтенант не видел выступления Стародыбова. Твердо убежденный в том, что женщины без ума от тореадоров, он почувствовал болезненный укол ревности.
Узнав в свою очередь Пабло, Мария издала тихий возглас удивления. Меньше всего она ожидала увидеть своего спасителя в локале Ебаньков. Белый костюм невероятно шел испанцу, более того, было очевидно, что костюм этот стоит недешево. Испанские мужчины в массе своей не отличались особой элегантностью, а белых костюмов, как правило, избегали, экономя на химчистке.
Матримониальные планы вновь зароились в голове хохлушки, после внезапного и необъяснимого бегства Пабло поставившей было крест на их так и не состоявшихся отношениях.
42 
