160 
* * *
Рапателю и Орлову, своим адъютантам, Моро жаловался, что плохо высыпается, по ночам его опять преследует давний кошмар: дороги отступления, разбитые конницей, и кузнечный фургон, опрокинутый в канаву, из которого неопрятной грудой вывалились на дорогу новенькие подковы и гвозди.
– Это нервы, – утешил Рапатель. – Каждому из нас не грех почаще вспоминать ту надпись, что была на кольце мудрейшего царя Соломона: «И это пройдет…»
– Не все в жизни проходит. Я никогда не был суеверен, но этот проклятый ящик мучает меня уже много лет. Я избавлюсь от него, увидев его пустым, и усну спокойно!
14. Ядро
Косная, реакционная империя Габсбургов не могла смириться с тем, чтобы ее войска подчинились генералу Моро – республиканцу! Меттерних соглашался ввести Австрию в состав коалиции при неукоснительном условии: все союзные армии обязаны быть под жезлом их маршала Шварценберга. Александру, очевидно, было неудобно перед Моро, и Екатерина Павловна снова звала его к себе – на чашку чая.
– Мы в дурацком положении, – сказала она. – Вы и сами понимаете, что, не уступи мы Вене с их Шварценбергом, и коалиция сразу даст такую трещину, что потом ее не заделать никакими клятвами… А мы так рассчитывали на вас!
Моро ответил, что служить под окрики битых им австрийских генералов он не намерен:
– Я совсем не желаю переносить те унижения и муки, что сократили жизнь великого Суворова.
– Потому-то, – сказала Екатерина Павловна, – мы предлагаем вам пост военного советника при русской ставке.
– Благодарю. Покидая Филадельфию, я ведь заранее согласился на все условия, какие мне предложит Россия.
– Ах, милый Моро! – удрученно произнесла женщина, подливая ему в чашку сливок. – Все было бы иначе, и этот мерзавец Меттерних не мог бы ни к чему придраться, если бы вы хоть на время войны отказались от своих убеждений.
– Научите, как это делается, – пошутил Моро.
– Об этом вам лучше всего расскажет Бернадот.
– Suum cuique. Бернадоту светит королевская корона, а у меня фригийский колпак якобинца, который еще с юности приколочен к моей голове большими гвоздями…
* * *
Моро был оскорблен, но, подавив в себе самолюбие, он с чистой совестью остался советником при Главной квартире, допущенный ко всем секретам русских штабов. Под стенами Дрездена, занятого войсками маршала Сен-Сира, возникла неприличная ситуация: русская армия (главная ударная сила в Европе, больше всех сделавшая для разгрома Наполеона) подпадала под влияние тупой бездарности Шварценберга. Наполеон находился в Лузации, угрожая оттуда вторжением в Чешскую Богемию, и Александр в беседе с Моро выразил уверенность, что ожидать его возле Дрездена нет смысла:
– Он там завяз, вроде почтальона в грязи, а я вас прошу ради соблюдения формы представиться князю Шварценбергу и его внушительным менторам – Лангенау и Радецкому…
Орлов при этом перевел для Моро русскую пословицу: «Назвался груздем – полезай в кузов». Он держал под уздцы лошадь генерала, накрытую под седлом вальтрапом из голубого бархата, расшитого золотыми колосьями. Моро дал лошади шпоры, за ним поскакал Орлов, между всадниками, вывалив из пасти красный язык, мчался неутомимый и верный Файф.
– Мне это противно, – вдруг произнес Моро.
– Я вам сочувствую, генерал, – ответил Орлов…
Шварценберг не желал видеть Моро, а его генерал Радецкий еще не забыл Гогенлиндена, где был опрокинут французами, и он, кажется, намеренно оскорбил Моро:
– Для меня вы… перебежчик. Я с удовольствием передал бы вас в лагерь Наполеона, и пусть он вас судит…
Лангенау был помешан на географии, он пытался доказать Моро, что в искусстве поражения противника главное условие – это овладение истоками его рек.
– Надо же так! – восхитился Моро. – Теперь-то я понял, в чем причина поражения Наполеона в России: ему бы, глупому, захватить те родники, из которых берет начало русская Волга, и тогда русские сами бы сложили оружие…
Моро с Орловым молча возвращались обратно в ставку. Вдали виднелся гигантский мост через Эльбу, ведущий в Дрезден, зелень Королевского парка, между живописных саксонских деревушек петляла дорога на Бауцен, на открытых полянах, среди садов, перебегали французские стрелки.
– Среди них, – сказал Моро, – наверняка есть и такие, что были со мною при Нови и Гогенлиндене… Что за судьба?
Сражение под стенами Дрездена постепенно ожесточалось. В открытом поле Александр устроил военное совещание. На траве раскинули походный стол. Чтобы ветер не унес карты, их придавили по углам камнями. Моро явился с русскими генералами, был приглашен и Шварценберг со своими менторами. Стали говорить, что, пока Наполеон околачивается в Лузации, можно смело предпринять штурм Дрездена:
160 
