очень нудно 
95 
— Мы вышлем вам копию сразу, как только получим официальный запрос.
— Разумеется, но прямо сейчас мне необходимо подтверждение, что у вас есть этот документ. Эмма Роуз. Родилась двенадцатого ноября тысяча девятьсот семьдесят пятого года.
— Одну минуту, — сказала женщина.
Джонатан прижал трубку плечом. В руках он вертел обручальное кольцо Эвы Крюгер. И вдруг он понял, что в квартире нет никаких признаков господина Крюгера. Зачем же тогда ей кольцо? Но вся остальная вторая жизнь была продумана самым тщательным образом, вплоть до фальшивых ресниц.
— Сэр, говорит сестра Пул. Мы нашли данные о Эмме Роуз.
— Хорошо, то есть спасибо.
Говорить было трудно — мысли путались. Джонатан находился на грани между полным разрушением и началом исцеления и не знал, куда склониться. Перед глазами у него стояло видение: они с Эммой проезжают больницу — здание из красного кирпича в центре города. Это был их единственный приезд в ее родной город через год после свадьбы. «Вот здесь все и началось, — с гордостью говорит Эмма. — Ровно в семь часов с диким воплем я появилась на свет и с тех пор так и не заткнулась. Здесь умерла мама. Круговорот жизни».
— Но есть одна проблема, — продолжила медсестра. — Вы уверены, что она родилась в семьдесят пятом?
— Абсолютно.
— Странно. Ее второе имя Эверетт?
— Да.
Еще одно доказательство, что это была она. Не Эва Крюгер. А Эмма. Его Эмма.
— Я нашла документы на Эмму Эверетт Роуз, — сказала медсестра. — Она родилась двенадцатого ноября, но годом раньше. Вот в чем проблема.
— Должно быть, в документах какая-то ошибка. Это она!
— Боюсь, что нет, — категорично заявила медсестра. — Я даже не знаю, как вам это сказать.
Джонатан привстал с кровати:
— Что сказать?
— Простите, сэр, но Эмма Эверетт Роуз, родившаяся двенадцатого ноября тысяча девятьсот семьдесят четвертого года в больнице Сятой Марии, умерла. Она погибла в автокатастрофе через две недели после своего рождения — двадцать шестого ноября.
52
— Это полный список его командировок? — Маркус фон Даникен сидел в тесном кабинете без окон в штаб-квартире организации «Врачи без границ».
Обстановка накалялась, и с каждой минутой он чувствовал, как его терпение капля за каплей иссякает.
За столом напротив него сидела директор организации — пятидесятилетняя женщина из Сомали, лет двадцать назад эмигрировавшая в Швейцарию. Бритая голова и огромные золотые кольца в ушах. Она даже не пыталась скрыть свою враждебность. Через груды бумаг, которыми был завален ее стол, она передала фон Даникену дело Джонатана Рэнсома и, тыча в инспектора очень длинным, искусно накрашенным ногтем, сказала:
— А почему этот список должен быть не полным? Я похожа на человека, который что-то скрывает? Все это возмутительно и нелепо. Джонатан Рэнсом — убийца! Бред.
Фон Даникен не удостоил ее ответа. Полиция кантона Граубюнден опередила его на день, и, разумеется, дама нервничала. Лучше поговорить с ними, чем спорить с ней. Он взял дело Рэнсома и спокойно ознакомился с бумагами. Бейрут, Ливан. Глава программы по иммунизации и вакцинации. Дарфур, Судан. Программа помощи беженцам. Косово, Сербия. Главный врач, ответственный за создание сети местных травмопунктов. Остров Сулавеси, Индонезия. Монровия, Либерия. В список входили все адовы котлы мировой политики.
— А для врачей нормально проводить столько времени за границей? — спросил фон Даникен, поднимая взгляд от папки. — Я вижу, в некоторых местах доктор Рэнсом работал по два года.
— Для этого мы и существуем. — Презрительный вздох и взгляд в потолок. — Джонатан предпочитает наиболее трудные назначения. Он один из наших самых преданных делу врачей.
— В каком смысле?
— Как правило, условия работы очень тяжелые. Рано или поздно доктор зацикливается на страданиях и перестает воспринимать картину действительности в целом. Ощущение тщетности всех усилий может оказаться невыносимым. У нас нередко встречаются случаи посттравматического стресса, который сродни неврозу военного времени. А Джонатан никогда не уклонялся от тяжелых назначений. Некоторые считают, что это из-за Эммы.
— Из-за Эммы? Его жены?
— На наш взгляд, иногда она чересчур близко к сердцу принимает трагедию населения. Что называется, «солидаризуется с местными жителями». Между тем важно сохранять барьер между ними и нами, иначе планка их ожиданий поднимется слишком высоко.
95 
