20 
опасны, но спина была практически не защищена дубленой чешуйчатой кожей, и пули
вполне могли поразить одно из сердец, а то и мозг твари.
Я дернул затвор, и почти не целясь, расстояние было мизерным, стал нажимать на
курок. Бельгийский карабин полностью оправдал мои ожидания. В коридорах мертвой
базы раздались громовые раскаты выстрелов, пороховой дым ел глаза, но я все
держал, и держал курок, пока двенадцатый разрывной патрон не вылетел из ствола,
и затвор сухо щелкнул, говоря о том, что магазин пуст. Отдача приклада
превратила мое плечо в один огромный синяк. Я помахал рукой перед собой,
прогоняя пороховой дым, застилавший коридор и, пытаясь рассмотреть моего
противника.
Монстр лежал мордой вниз, образуя небольшую гору, на его спине победно
воцарилась с вздыбленной шерстью Сцилла, внимательно изучая поверженного
противника. Я с трудом поднялся с колена, сменил магазин в карабине, затем снял
с плеч рюкзак и, не глядя, бросил его на костяной пол. После этого провел рукой
по разорванной в клочья на груди рубашке, поднес пальцы к глазам. Кровь. Немного,
но болезненно. Я все-таки родился в рубашке, хотя ее и порвал. Через всю грудь
проходили три глубокие кровоточащие царапины, только теперь я почувствовал
небольшую боль, но это все ерунда, очень легко отделался, обычно, попавший на
когти живым не уходил, особенно если у него нет даже самого завалявшегося
бронежилета.
— Ты в порядке? — Сцилла, победно устроившись на трупе, вылизывала со своей
шерсти темную кровь монстра. В мыслеречи послышалась забота.
— Да, жить буду, — произнес я, снимая останки рубашки, и бросая их на пол,
теперь это просто рваная тряпка. — Ты вовремя подоспела.
Раздалось довольное урчание, она закончила приводить свою, снова изменившуюся в
цвете шкуру в порядок, и мягко спрыгнув со спины поверженного врага, направилась
ко мне.
— Ты уверена, что он мертв? — Я с опаской кивнул на тело, все еще не решаясь
отпустить карабин.
— Мертвее, мертвого. — Кажется, она была чем-то расстроена. — Когти Смерти
невозможно учуять или услышать, пока они не нападут.
— Но ты же услышала. — Успокаивающе произнес я, роясь в кармане рюкзака в
поисках стимпака. — И помолись своему кошачьему богу, что он в процессе эволюции
потерял способность к мимикрии.
Недоуменное мысленное хмыканье, в отличие от меня кошка не читала научных книг и
не знала, что такое мимикрия и с чем ее едят. Я, наконец, выудил один стимпак из
своего скудного запаса и приложил его к запястью. Из тонкого розового стержня
раздалось жужжание, это датчики анализировали мое состояние, затем выскочила
игла, и ввела мне под кожу лошадиную дозу лекарства. Уж не знаю, что там было,
начиная с кровоостанавливающих и, заканчивая нейтрализаторами токсинов и ядов,
но сразу стало легче, кровь волшебным образом остановилась. Я отшвырнул
использованную аптечку в сторону, достал сменную рубаху, одел ее, поднял
слетевшую во время моих кувырков панаму и водрузил ее на намокшую рыжую шевелюру.
Любопытство одолевало, и я подошел к своему охотничьему трофею. Ого! Ничего себе!
По внушительным размерам, изгибающемуся рогу и несформированному яйцекладу было
видно, что я только что завалил самку. Точнее альфа-прим самку. Еще не королева,
но скоро бы ей стала. И тогда эти коридоры наполнились кучей яиц. Новая колония,
новое логово. Из всех тварей пустыни деаткло были самыми опасными. И отнюдь не
из-за своих когтей или живучести. Они были умными, намного умней собаки, скорее
ближе к обезьянам. Твари быстро обучались, все время меняли тактику нападения и
охоты, два раза не нападали на человека с гаусской и переговаривались между
собой щелкающими трелями. Поговаривали, что они вполне разумны, но мне этому как-то
не верилось. Мой взгляд упал на сидящую возле ног Сциллу, и я невесело хмыкнул,
о том, что кошки могут говорить, тоже раньше было не известно.
Теперь я был абсолютно спокоен, ни одного живого существа в этих коридорах
больше не было, альфа-прим самка убивала всех, даже своих сородичей, перед тем
как отложить яйца и стать королевой.
Под ногой монстра лежал так и не пригодившийся мне.223. Поднял его с пола,
20 
