Лёгкий, ненавязчивый романчик 
106 
– Я не знаю, что делать, – сказал он. – Лучше бы меня или вас, господин Некрасов… Хвощинский убит! И видеть страдания женщины…
– Ранен, – поправил Китаевский.
– Нет, уже убит. Так сказали казаки…
– Не говорите пока ничего Аглае Егоровне, – посоветовал Некрасов. – Сейчас нам всем не до утешений…
А турки за это время подошли ближе, и вот настал вожделенный момент.
– Первая! – крикнул Потресов, махнув рукой, и орудие, подпрыгнув на барбете, изрыгнуло огонь и ярость картечи…
Дистанция в тысячу восемьсот сажен была слишком большой, и первая граната не долетела.
Кирюха Постный виновато моргал глазами.
– Подвысь прицел! Вторая…
Шипнуло газом, рявкнуло дымом и жаром, прислуга отскочила в сторону, и вторая граната, печально завывая, врезалась в самую гущу турецкой своры.
Потресов, опуская бинокль, вдруг весело рассмеялся:
– Эх, вояки… Картечи-то на вас жалко – вы только дубину и понимаете!..
– Гошпитальные! – заорал кто-то на дворе. – Принимай побитых…
Они шли поодиночке и группами; кто опирался на винтовку, кто баюкал свою рассеченную ятаганом руку, словно мать младенца; одни ползли без поддержки, других несли санитары. На все вопросы раненые хмуро отмалчивались и просили только об одном:
– Пить, братцы… Водицы бы нам… Ой, не можу, душа за день обуглилась!..
Когда показались носилки с телом Хвощинского, штабс-капитан Некрасов сам выбежал им навстречу, велел солдатам задернуть покойного кошмою и незаметно внести его в крепость, чтобы не возбуждать лишнего любопытства.
А по улицам Баязета и вокруг цитадели в жестоких муках бродили раненые и потерявшие хозяев лошади. Они собирались иногда в кучки – кружком, голова к голове, звякая пустыми стременами, словно делились своим – непонятным людям – лошадиным горем…
9
Капитан Штоквиц поморщился так, словно из лица своего яблоко спек. Потом не спеша подошел к фонтанному крану и хлопнул по лбу солдата, надолго припавшего к жидкой струе.
– Передохни, – вроде бы заботливо сказал он, – а то духу не хватит… Это тебе не стакан лафиту. И не закрывай крана: пусть вода соберется в бассейн!
Юнкер Евдокимов вступил со своим отрядом уже на окраины города. Но едва солдаты появились на улицах, как все окна баязетских трущоб задымились от выстрелов – жители открыто перешли на сторону Фаик-паши и Кази-Магомы; стиснутые саклями, узкие зловонные улицы с нависавшими над ними балконами стали для многих гибельной ловушкой.
«Были случаи, – вспоминал один участник событий, – когда солдат, засев за стенкой или за грудой каменьев, погибал не от выстрела боевого врага, а от подкравшегося сзади какого-нибудь мальчишки…»
Но капитан Штоквиц, быстро сообразив, вовремя подбросил людей на захват караван-сарая и городского казначейства, – это помогло отряду прорваться к цитадели.
Измученного Карабанова казаки сняли с лошади, он сначала лег на землю, потом со стоном сел и непослушными пальцами поправил оторванный в суматохе боя погон.
– Кошмар… Что это было, юнкер? – чужим голосом спросил он.
– Избиение, – ответил Евдокимов, падая с ним рядом в жесткую траву. – Избиение… полковника Пацевича.
– Пахнет полным разгромом, – хмуро посулил Штоквиц. – Разгромом или блокадой. – Я велел сейчас спрятать труп Хвощинского и не говорить пока о его смерти… Турки уже обложили нас, и если…
– Чепуха! – отозвался Ватнин, легко выпрыгивая из седла и батуя свою лошадь в ряд с казацкими. – И не такое бывало, господа офицеры… Выдюжим!..
На первом дворе уже разносились пронзительные матюги Пацевича:
– Назад! Куда прете, сволочи?.. Становись в очередь!.. Караул! Где караул?.. Стрелять буду, канальи!..
Но как он ни старался, а людей, проделавших за сутки страшный боевой марш в семьдесят верст, уже было не оторвать от водопроводного крана. Солдаты и казаки как один бросились – пить, пить, пить!
Адам Платонович, лягаясь и раздавая затрещины, героически кинулся загораживать кран, но его тут же завертело штопором в дикой свалке потных и жарких тел и вышвырнуло из толпы, словно пробку.
– Не давать по второму!..
– Братцы, не пущай ево!..
– Куда лезешь?..
– Ногу, ой, пусти ногу!..
– Отходи, коли хлебнул…
К этой жалкой струе воды тянулись над гвалтом людских голов мятые кружки, закопченные манерки и даже просто пыльные ладони. Счастливец едва успевал сделать глоток, как его сразу же отпихивали от крана, а на его место уже тянулись десятки и сотни воспаленных, жаждущих ртов. Люди послабее, которые не надеялись добыть для себя воду в этой костоломной давке, бродили из угла в угол по крепости, вымаливая подачку при виде каждой фляги.
106 
