Лёгкий, ненавязчивый романчик 
105 
Клюгенау вместе со всеми поднялся на крышу южного фаса. Жаркий ветер горных пустынь шевельнул его редкие светлые волосы. Он задумчиво посмотрел вдаль, где петляла среди острых черных утесов Ванская дорога, где в знойных вихрях гибли и пропадали очертания Араратской долины.
– Что скажете, капитан? – обратился он к Некрасову. – Эта пальба не залпами…
– Смотрите, кто идет, – показал Юрий Тимофеевич вниз, в глубину двора: там, легко виляя среди повозок и лошадей, бежал Хаджи-Джамал-бек.
Увидев его, комендант крепости еще издали крикнул:
– Кто родился: мальчик или девочка?
– Девочка, сердар, больная девочка [13], – ответил лазутчик. – Майдан уже знает, что ваших побили. В городе даже портные разломали свои ножницы и делают из них пики – колоть вас!.. Фаик-паша и Кази-Магома сейчас будут здесь… Баязет надо бросать. Армян уже начали резать…
Штоквиц, не отвечая лазутчику, выбрался на третий двор, тронул Потресова за худое плечо.
– Господин майор, – сказал он, – ваш бинокль сильнее моего: вы что-нибудь видите?
– Я вижу пока только пыль в стороне от дороги. Впрочем, моя прислуга готова действовать. Но, мне кажется, пора выводить Крымский батальон для поддержки.
Гром сражения гремел еще где-то там, вдалеке, за высотами Зангезура; спешно заряжая карабины и подтягивая голенища сапог, свежий батальон ударников выстраивался в крепости.
– Идут… идут! – закричал кто-то сверху.
Да, они шли…
Теперь уже было видно и без бинокля, как, растекаясь по горным лощинам, тянулась рваная лента солдат и серые хлопья разрозненных залпов нависали над ними. Затем в отдалении показались всадники; одинокие фигуры раненых; словно жуки, медленно тащились по Ванской дороге.
– Господин майор, – крикнул Штоквиц, – почему ваши батареи молчат?
– Я не могу стрелять, – ответил Потресов, внутренне страдая. – Вы же сами видите, что между нашей цепью и противником совсем нет разрыва. Курды сидят у них на плечах… А картечь не шутка: я переколочу своих же людей.
– Тогда попробуйте бить с ракетных станков, – посоветовал Ефрем Иванович. – Азиатская конница, как правило, бежит от наших ракет, как черт от ладана!
Потресов пожал плечами:
– И этого не могу… Ракеты далеко не совершенны, капитан. Они дают на излете большое рассеивание!..
Крымский батальон, славный отчаянными штыковыми ударами и лихими забубенными песнями, не ломал строя во дворе: солдаты, поправляя один другому ранцы на спине, ждали, что прикажут офицеры.
Один к одному (обожженные солнцем лица без улыбок, усы закручены кверху), они стояли, облокотясь на дула «снайдеров», готовые на смерть, готовые на все, – солдаты бывалые, еще ни разу не отступавшие.
Тихо переговаривались:
– Солнышко-то горячее…
– Да, сегодня палит…
– А я так и не доел кашу…
– У тебя, эвон, каблуки сбились…
– Починить-то негде…
– Ну, чего же стоим-то?..
Наконец примчались коноводы с лошадьми, и, еще не остывшие от пережитого, они впопыхах рассказали, что случилось с отрядом. Положение отступающих стало известно в крепости, и Штоквиц приказал:
– Долой с фасов! Берись за дело…
– Хватились! После дождичка с похмелья! – проворчал Клюгенау и, видя, что уже никто не нуждается в командах, сам подцепил зарядный фургон за оглоблю, крикнул: «А ну, помогайте!» – И фургон, грохоча по камням, покатился в цитадель.
Постепенно вся эта свалка, которая была за воротами крепости, перекочевывала на первый двор цитадели: торчали оглобли фургонов, катались бочки, ржали лошади, какие-то котлы, бревна, ящики снарядов, тюки прессованного сена, свертки шинелей, трубы оркестра, походные кухни.
– Быстрее, быстрее! – покрикивали солдаты.
Примчались казачьи сотни и, поспешно сбатовав измученных лошадей на кладбищенском кургане, кинулись обратно в сумятицу уже близкой перестрелки. Крымский батальон так и остался во дворе, стоя в ружье, а вместо него Штоквиц бросил в сражение отряды милиции. Грохот стрельбы приближался, и эхо блуждало по окрестным ущельям, плавало под раскаленным небом.
Некрасов поймал за рукав ординатора Китаевского, бежавшего куда-то с красным от крови корнцангом в руках, отвел его в сторону:
– Слушайте, доктор, страшная весть… Мне даже не хочется верить: Хвощинский ранен, и, кажется, смертельно. Сейчас его принесут…
К ним подошел растерянный Клюгенау, рот его был полуоткрыт, глаза глядели жалко.
105 
