Лёгкий, ненавязчивый романчик 
100 
– Беги… зарубят! – крикнул поручик казаку. – Хватай у мертвых… Видать, мало еще бьют нас! Гробовщики у нас, а не генералы…
И опять – бегом, бегом…
Только изредка остановишься…
– Трах!.. Трах!.. – и беги дальше…
Под ногами то зыбучий песок, то глыбы камней, потом кустарник схватит за ноги и путает тебя, будто берет в свой плен.
– Не подпущай ближе! – истошно орал Трехжонный.
Со звоном вылетают пустые гильзы. Ломаются пики и трещат, как береза в жарком огне. А горькая пыль виснет, словно желчь. И кто-то упал на упавшего… И турки визжат…
– Трах!.. трах!..
Солнце, солнце, проклятое солнце: до чего же оно безжалостно в этот день!..
– Дай воды! Глотнуть только!
– Беги! Нашел время – пить!..
– Алла!.. Алла!..
– Братцы!.. Ай, ай!..
Вот эта война: только тогда и узнаешь ее, когда тебя бьют. Это тебе не «зелененькая книжечка» генерала Безака! И поручик Карабанов, как рядовой казак, бежал сейчас в редкой цепи… Он – бежал. Кто бы мог подумать? И ни гордости. И ни позора. И ни желания умереть. И ни желания жить. Все это он оставил еще там – возле глиняной стенки…
Просто – бежал. Мог бы – и полетел, кажется.
– Трах! – Нет: на этот раз промазал…
Ватнин, дорожа своей сотней, отвел ее за пехотное каре. Но скоро увидел, что солдаты гибнут, не в силах противостоять, и тогда он снова спешил казаков, велев пристроиться к правому флангу.
– Братушки, – наказал он, грозя им нагайкой, – чтобы мне раненых не было: берегите себя, станишные!..
Круто забегая за фланг русской колонны, в отдалении на бойкой рыси прошел отряд турецкой конницы. В центре аллалакающей оравы высоко развевался бунчук Кази-Магомы-Шамиля, и Ватнин понял: бунчук неспроста – сейчас ударят во фланг, закружат сбоку сабельщиной и воем…
– Где полковник? – хрипло спросил он Евдокимова.
Юнкер повернул к нему постаревшее лицо; там, где раньше играли на румяных щеках милые ямочки, теперь косо прорезались жесткие морщины.
– Полковник? – Юнкер вытер мокрую от пота ручку револьвера. – Не знаю. Наверное, в каре…
Пацевич, сунув руки в карманы мундира, ссутулив широкую спину, шагал в самом центре отряда. Шалые пули, залетающие сюда, безжалостно валили рядом с ним солдат и милицию, но он словно не видел этого: руки в карманы, фуражка на лоб, глаза в землю, – так он шел, главный виновник этой трагедии…
– Что вам, сотник? – спросил он, берясь за флягу. – Мне сказали, что вас уже убили…
– Господин полковник, – доложил Назар Минаевич, – бунчук ползет справа… Ежели вон энтот отрожишко, – и сотник махнул против солнца, – не захватим, тогда обойдут нас. Прикажите казакам на коней, чтобы мы его взяли!
Пацевич перешагнул через солдата, который упал перед ним и задергался в страшных корчах.
– Эк его! – пожалел полковник. – Впрочем, нет: мы дойдем до Баязета и так, оставьте сотни в пешей цепи.
Колонна, истекая кровью, медленно отползала к Баязету. Но как ни усиливай шаг, уже не оторваться от насевшей конницы. Отряд редифов, под бунчуком Кази-Магомы, замкнул отряд с фланга, и растерянный Пацевич даже не стал выслушивать доклад Евдокимова.
– Отстаньте от меня! – выкрикнул он. – Я-то здесь при чем? Обращайтесь к Хвощинскому.
– Нет! – настоял юнкер. – Вы должны знать, что теперь мы окружены с трех сторон. Я сейчас пойду, полковник, чтобы умереть, но – помните: эта резня – дело ваших рук!.. Прощайте!..
Пули теперь пронзали колонну с трех сторон: с тыла, который, точнее, сделался фронтом, и с флангов. Солдатские шеренги, встав спинами к центру каре, отбивались с ожесточением. Мало того – они должны были еще и двигаться дальше, – Баязет лежал где-то невдалеке, высоты Зангезура уже синели прохладою острых вершин…
Но постепенно передовые застрельщики и казаки под частыми ударами пик и ятаганов падали мертвыми; выставив штыки, вторые и третьи шеренги заменяли павших, и строй начал ломаться.
Колонны теперь обращались в толпу. Шаг людей участился, переходя временами в постыдный бег. Стрельба сделалась беспорядочной. Целились через головы.
Курды врывались уже в середину цепи. Многие раненые, просто измученные усталостью и жаждой люди начали отставать. Правда, они еще отбивались, но, расстреляв патроны, иногда сами ложились на землю…
Очевидец свидетельствует:
«…Обливаясь поґтом, падали без чувств; иной, завидя подскакивавшего всадника, под влиянием потери сил, вскрикивал только: – Прощайте, братцы!.. – и тут же валился, проколотый турецкой пикой. Курды пользовались тем, что ближайшая к ним цепь сама собой формировалась из отсталых и слабо раненных, а потому и врывались в нее, безнаказанно рубя ослабевших, но не сдающихся солдат».
100 
