224 
Андрей понял: он забыл о левой руке. Тогда он согнул ее в локте и выставил вперед, прижав сгибом к груди и растопырив пальцы, словно готовясь поймать яблоко.
Лицо князя медленно наплывало на него, колеблясь в какой-то туманной дымке, и тогда Карабанов стал издалека нащупывать на мушку это лицо.
Барьер.
Тяжелый пистолет медлит.
Карабанов оскалился в улыбке.
– Почему не стреляете?
– И не буду.
Он совсем опустил пистолет.
– Что за шутки?
– Придвиньте князя к барьеру.
Противник не дошел до предельной черты.
– Князь, – поморщился Оде де Сион, – как вам не стыдно?
Одним шагом Унгерн-Витгенштейн вышел на барьер:
– Вот, можете убивать…
– Благодарю вас, – сказал Карабанов, и ему заметили, что он нарушил правила дуэльного кодекса: разговаривать с противником нельзя.
– Еще одно нарушение, – сказал Оде де Сион, – и вы теряете право на выстрел…
«Шутки в сторону!» – решил Карабанов, снова поднимая пистолет.
Лицо князя под мушкой сплющилось и раздвоилось. «Приятно целить в бледный лоб!» – почему-то вспомнилось Андрею. Нет, приятного тут мало: живой человек стоит перед тобой, пусть и негодяй, но – человек…
На память вдруг пришел полковник Хвощинский и первый разговор с ним. «Все-таки он был прав…»
Минута затянулась. Карабанов просто пугал своего противника, следя дулом пистолета за каждым его движением.
– Стреляйте! – крикнул Клюгенау.
Карабанов пустил пулю в голубое небо.
Унгерн-Витгерштейн так и посмотрел туда – в небо.
– Что это значит? – спросил он сипло.
К нему подходил Оде де Сион:
– Это значит, что поручик Карабанов дарует вам жизнь. Желаю и вам, князь, сохранить благородство!
Мишка Уваров с треском рассадил бутылку об камень:
– Смехачи! Камедь ломают…
Клюгенау вкинул его внутрь коляски, настегнул лошадей:
– Укатывайте отсюда к чертовой матери! Здесь не до вас…
– Выст’ел за мной? – спросил князь.
– Да, за вами…
Карабанов увидел, как черный зрачок ствола пополз вдоль его живота, выше и выше, потом заелозил вокруг сердца. И вот нащупал плечо.
Андрей проглотил слюну. Шумела, стелясь под ветром, трава; выстрел грянул почти в упор – блеснуло огнем в лицо.
– Ай!
Выпустив пистолет, Андрей схватился за плечо. Рубашка быстро-быстро покрывалась кровью.
– Скажите господину по’учику, – услышал он, – что я тоже умею ценить благо’одство!
Клюгенау подбежал к раненому.
– Куда? – спросил он. – В ключицу… так же, как и Пацевича!
Врач разодрал ворот рубахи, прощупал пальцами выступ кости.
– Это ерунда, – сказал он. – Дайте ему вина…
– За мною, – спросил Карабанов, – еще выстрел?
– За ним тоже, – грустно согласился Клюгенау.
Карабанов был забинтован на скорую руку. Пистолет его снова зарядили.
Бросили жребий.
Андрей стоял на своем месте, поджидая шагавшего по лужайке прапорщика.
– Ну, что? – спросил он.
– Ему, – кратко ответил барон.
Карабанов кивнул.
– Выстоите? – спросил Клюгенау.
– Надо…
Карабанов первым двинулся к барьеру, крикнув в лицо противнику:
– Добивай, подлец!
Он только поднял пистолет и, отвернув голову влево, прикрыл стволом висок. Сердце он уже не мог защитить от пули – левая рука висела сбоку, обессиленная раной…
Клюгенау зачем-то побежал наперерез всего поля к Оде де Сиону.
– Разведите их! – кричал он издали. – Разведите…
И выстрел грянул.
– Стойте! – кричал Клюгенау. – Барьер перейден…
– Князь, что вы наделали?
– Мне надоело выслушивать его оско’бьения…
Карабанов еще держался на ногах.
«Быть или не быть?» – подумалось ему.
Потом его туловище как-то вихлясто дернулось в сторону, и он сунулся лицом в землю.
Когда к нему подбежали, пальцы его руки еще медленно разгибались, освобождая уже ненужный пистолет.
Мишка Уваров открыл свежую бутылку.
– Вы бы сбегали, – сказал он врачу. – Что с ним?
– И не подумаю, – ответил врач. – Я видел, как он падал, бедняга… Так умеют падать только мертвецы!
………………………………………………………………………………………
Княжна Долли не пожелала оставлять его тело на этой земле. Карабанова положили в свинцовый гроб, натянули ему на руки коленкоровые перчатки, густо облили мертвеца воском. Великий князь Михаил Николаевич из своих средств заказал вагон-ледник, в котором для него привозились устрицы, и поручик Карабанов, испытав в своей жизни все, что дано испытать таким людям, отправился в свой последний путь.
224 
