Лёгкий, ненавязчивый романчик 
51 
«Зелененькой книжечки» в библиотеке не оказалось, и полковник заметно огорчился.
– Надо иметь, господа! – наставительно посоветовал он. – Каждому офицеру надо иметь. Книга для службы полезная. И сам автор – очень приятный человек. Честный человек! Чужого не возьмет. Не-ет, не возьмет, господа! И воспитание, и все такое, вообще…
Офицеры обалдело смотрели полковнику в рот.
– А вы, юнкер, – обратился Пацевич к Евдокимову, – я слышал, в университете учились?
– Да, в харьковском.
– Я тоже, – заметил полковник. – Только в виленском. Прелюбопытное, скажу вам, время было… Молодость!
Потом, глянув на часы, Пацевич скромно заметил, что он привык к «адмиральскому часу».
– Мы тоже приучены! – откликнулся Ватнин и поставил перед Адамом Платоновичем штоф водки, в котором плавал красный стручок турецкого перца.
Выпивая первую рюмку и приглашая офицеров последовать его примеру, новый начальник гарнизона кстати вспомнил стишки.
– Господа, – сказал он, – вот послушайте-ка:
- Нынче время не Петрово:
- Адмиральский час побьет,
- А в астерии хмельного
- Государь не поднесет:
- В гробе спит Петр Алексеич,
- При преемниках ж его
- Лупят с нас за ерофеич
- Шесть целковых за ведро!..
Офицеры деликатно посмеялись над стихами (одни больше, другие меньше), а Ватнин вполне серьезно заинтересовался, есть ли музыка для этих виршей, чтобы петь их в конном строю?
– Потому как, – объяснил он, – моим казакам песня понравится. Шесть не шесть, а четыре целковых дерут за ведро!
Некрасов предложил полковнику местной брынзы, сдобренной тмином. Пацевич выпил с разговорами три рюмки водки, съел полголовки сыру и, покидая офицеров, заключил:
– Время тревожное. Будем же, господа, деятельны. Как муравьи, как пчелы! На шесть часов вечера, когда спадет жара, я назначаю смотр всему гарнизону. Помните, господа: любую оплошность по службе я сочту за личное для меня оскорбление. А зелененькую книжечку генерала Безака надобно прочесть каждому из вас!
На этом свидание закончилось. Перед началом же смотра новый начальник Баязета сам пригласил к себе офицеров гарнизона. Он прятался от жары в шахской усыпальнице, глубоко под землей, и окружение его составляли: Исмаил-хан Нахичеванский, капитан Штоквиц и тот же прапорщик Вадим Латышев, как видно, страдавший от оказанной ему чести.
– До меня дошли слухи, – начал Адам Платонович, – что некоторые из вас недовольны теми изменениями во внутренней дислокации войск гарнизона, которые я совершил сегодня… Ну, ничего, господа! – утешил полковник офицеров. – Капуста, чем больше ее пересаживают, тем она лучше растет. Теперь же начнем устраиваться. Чинненько, аккуратненько. Как и положено гарнизону боевой крепости. Мы же ведь, слава богу, не статские людишки, у которых всегда этакий сумбур в голове.
Карабанов, стоя в стороне, с любопытством разглядывал нового начальника. Пацевич управлял последние годы Екатеринославским округом и задушил свой округ такими поборами, каких, наверное, не делали даже его благородные пращуры, владельцы герба «Врана-Годзова», смутьяны и отцы иезуиты.
«А что, если пустить ему сейчас дым в харю?» – решил созорничать Андрей, и крепкая струя табачного дыма поплыла прямо в толстое безбровое лицо полковника.
Пацевич посмотрел на него. Очень внимательно посмотрел. Запомнил. И ничего не сказал.
– А вот я так думаю, – гудел сотник Ватнин о своем, наболевшем, кровном, казацком. – Ежели, скажем, трава есть, – так и ладно было. А тепереча, что же, лошадей нам кажинный божинный день на выпас гонять?..
«Характерец-то у тебя есть, – подумал о Пацевиче поручик Карабанов. – Вот не знаю только, как пороховой дым проглотишь: это тебе не табак!..»
………………………………………………………………………………………
Войска были построены для смотра вдоль дороги, что тянулась через майдан по берегу ручья, мимо еврейской части города, самой бедной и самой грязной.
На пегой лошаденке, в сопровождении Хвощинского и Латышева, полковник Пацевич трусил вдоль рядов пехоты и милиции: время от времени оттуда докатывалось «ура» – воронье взлетало с фасов цитадели, кружилось над кровлями и снова плавно опускалось на крыши…
Где-то на самом краю фланга к полковнику с рапортом подошел Некрасов: молнией блеснула в руке его сабля, плавно отринулась к плечу и в то же мгновение плашмя прилегла к ноге. «Ловко салютует наш академик!» – с завистью подумал Карабанов: теперь штабс-капитан отдавал Пацевичу рапорт – до казаков доносился его голос, и вот Некрасов снова отступил назад в шеренгу строя.
51 
