Лёгкий, ненавязчивый романчик 
57 
– Андрей Елисеевич, – сказал Евдокимов, примеривая своего жеребца к ровному бегу Лорда, – может, свернем вон в ту лощину?
– Зачем?
– Но у вас карта австрийская, а у меня британского генштаба: очень большие расхождения в рельефе и масштабе.
– Мы уже рядом с Персией, – подумав, ответил Карабанов, – недалеко от Макинского пашалыка. Как доносили лазутчики, где-то именно здесь турки и сводят курдинские таборы. Поедем!
И англичане и австрийцы врали: вместо тупика, показанного на картах, отряд въехал в чудесную прохладную долину, напоенную ароматом цветущих роз и магнолий. Громадные махаоны, трепеща крыльями, кружились над цветами. Жужжащая пчела, совсем по-родному, как в милой далекой России, с налету ударилась в лицо Карабанова, и он невольно рассмеялся, счастливый.
– Подтянись, казаки!
Уже чуялась близость человеческого жилья, отдохновенный покой, уже мерещилось хрустальное сверкание воды в запотевшей от холода фляге…
Всадники скакали долго. Час, два, три. И вдруг выплыли четкие квадраты полей, полуголые ребятишки с криками: «Христиан, христиан!» – выбежали навстречу; худые пахари с мотыгами в руках смотрели из-под руки на казаков: отряд въехал в деревню, и Карабанов невольно ужаснулся – деревня была персидской.
– Черт возьми! – растерялся он. – Может, скорее повернем?
Но Дениска уже кричал:
– Об бар? Воды нам, братцы… Об бар?
Казаки, не дожидаясь команды, спешились. В душной пыли вязли их радостные голоса.
– А ширин, об хейли хуб! – кланялся высокий старик в чалме.
– Сладкая вода, хорошая…
– Хуб, отец, хуб арбаб, – гоготали казаки и своими брезентовыми ведрами сразу вычерпали половину колодца.
Вода оживила людей. Карабанов напился, протянул ведро юнкеру:
– Пейте, голубчик…
Закрыв глаза от наслаждения, Евдокимов пил долго, губы его смеялись. Потом вытер мокрый подбородок, сказал:
– Ах, вот хорошо!..
Андрей посмотрел на юношу: он был красив, румян, в меру носат, в меру глазаст, лоб имел высокий, волосы вились мелкими кудрями.
– У вас, юнкер, наверное, была красивая мать? – неожиданно сорвалось с языка Карабанова.
– Почему – была, поручик? – засмеялся Евдокимов. – Она у меня красива и сейчас. Вот, посмотрите…
Юнкер достал бумажник, перевязанный шелковой тесьмой, вынул фотографии. С одной из них на Карабанова глянули умные выразительные глаза, и эти глаза, казалось, спросили: «Разве вы сомневались?..»
– Да, красива, – согласился Андрей и, подхватив ведро, снова жадно напился. – А это кто, юнкер? – Он не совсем вежливо ткнул пальцем в другую фотографию.
– Моя невеста.
– Из дворян?
– Нет, дочь священника. Сейчас она учится в Женевском университете. Когда вернется, мы поженимся. Так договорились…
Донесся глухой топот копыт, и, размахивая широкими рукавами, в конце деревни показался скачущий персидский сарбаз. Еще издали, заметив казаков, он вскинул короткое копье, закричал что-то – не то гневно, не то приветственно, – и Карабанов злобно выругался:
– Ну, юнкер, кажется, влипли! Теперь князю Горчакову хватит работы: ведь наши карты не будешь показывать дипломатам в Париже и Вене.
– Ваше благородие, – подоспел Дениска, – надо бы у персюков лепешек купить.
– Я тебе сейчас такую лепешку дам… Понимаешь ли ты, дурак, что мы наделали?
Дениска хлопал глазами – не понимал: овцу из баранты увести можно, а купить лепешку почему-то нельзя. Вот и разбери господ офицеров!
13
Сарбаз оказался вежлив.
Ласково, пошипев на казаков, которые стали щупать мостолыжки его коня, он прижал руки к сердцу и сладко улыбнулся. Потом сказал, что его шах – средоточие вселенной, убежище мира и мудрости – желал бы видеть гостей в своем доме, и отказ огорчит шаха, и вода покажется ему горькой, и звезды потухнут на небе…
– Надо ехать, – неуверенно посоветовал Евдокимов, – может, так будет лучше.
Карабанов вскинул свое мускулистое тело в седло, захватил между пальцев мокрые от пота поводья.
– Едем, – решился он. – Чтоб не показалась шаху вода горькой…
Летняя резиденция макинского шаха оказалась неподалеку; она раскинулась в бледно-голубой, как старинная выцветшая акварель, глубокой лощине, по дну которой с сердитым хрюканьем пробегала река. Андрей велел казакам дать отдых лошадям, никуда не разбредаться, и вскоре перед двумя офицерами распахнулись ворота цветущего сада.
– А вы сможете, господин поручик, вести разговор с шахом?
57 
