19 
Но забавные.
Он вытащил из холодильника какой-то полуфабрикат и сунул в микроволновку.
Полчаса спустя, наскоро перекусив, он сидел у телефона с колотящимся сердцем и адреналином, бушующим в крови. Как только стрелки подошли к двенадцати, он набрал номер.
— Алло?
Кровь так шумела в ушах, что он едва слышал мягкий голос Обри.
— Это секс по телефону. Повесьте трубку, если вы не заинтересованы.
Он слышал, как Обри охнула. Но трубку не повесила.
— Ты одна? — спросил он самым низким и сексуальным голосом, какой мог изобразить. Что было нетрудно, поскольку дыхание у него перехватило от волнения.
— Да. А ты?
— Уже нет. Что на тебе надето?
— Улыбка.
У него зашумело в голове. Он глотнул вина.
— И все?
— Ночная рубашка.
— Ты меня дразнишь, Обри Холт. Какого цвета?
— Черная. Лайам застонал.
— Опиши ее.
Она молчала так долго, что Лайам испугался, как бы игра, которой он ждал со вчерашнего вечера, не оказалась законченной.
— Длинная, на узких бретельках, впереди шнуровка. И прозрачные вставки…
— Подожди! — вскрикнул он. Он потряс головой и выпил еще глоток. — Дай мне переварить это.
Он закрыл глаза и вообразил себе Обри в складках черной струящейся ткани, лежащую на его простынях цвета топленых сливок. Все его тело дрожало и пульсировало. Другой человек уже ринулся бы в холодный душ.
— Я готов. Где прозрачные вставки?
— Угадай.
Ее ответ удивил и еще больше возбудил его.
— Мне нужна подсказка. Вверху или внизу?
— Вверху.
— Если бы я был там, я мог бы увидеть твою грудь? Твои соски?
— Да .
Лайам провел рукой по волосам и перевел дыхание.
— Ты и впрямь распущенная девчонка.
— А что надето на тебе?
— Боксеры. Шелковые. Синие.
И они внезапно стали ему малы. Очень, очень малы.
— Не стринги?
Лайам улыбнулся, открыл ящик ночного столика и вынул оттуда ее трусики. Он погладил мягкий атлас.
— Нет. Но они у меня в руке. Они пахнут, как ты, но ты более мягкая и теплая.
Ее вздох в трубке почти оглушил его.
— У тебя призвание к сексу по телефону.
— Я буду еще лучше.
— Мы будем еще?..
Будет ли он продолжать эту безумную игру, не спать по ночам и двигаться все ближе к краю пропасти?
— Я хотел бы.
— И я.
— Сегодня было лучше, чем вчера?
— Ты имеешь в виду, в офисе? — Она опять вздохнула. — Не особенно. Иногда я думаю, не стоит ли мне уйти оттуда и найти работу, где мне не придется лезть из кожи вон, чтобы хоть что-то доказать.
Теперь ее голос звучал громко и зло.
— Что случилось? Пауза.
— Мой отец дал мне задание. Я собрала коллег и объяснила, что мне нужно. Но никто не слушает меня. Они все думают, что я получила работу из-за отца, а не потому, что могу это делать.
— У нас таких проблем нет. У нас вся семья работает в холдинге.
— Прости, Лайам. Я все испортила своим нытьем.
— Ты не ныла. Да и мне нужно было сменить тему, иначе я попросил бы тебя снять сорочку и потрогать себя там, где я бы тебя трогал, если бы был рядом.
После недолгого молчания в трубке раздался сдавленный голос:
— А ты так сделаешь? Ты будешь ласкать себя так, как я бы это сделала?
Возбуждение горячей волной прокатилось по его венам.
— Да. Где скажешь.
— Тогда в следующий раз. Щелчок, короткие гудки.
В следующий раз. Эти слова возбуждали его, заставляя с нетерпением ждать завтрашнего дня, чего с ним давно не случалось.
Обри плыла сквозь этот день в облаке приятного возбуждения, не имевшего ничего общего с работой. Она разговаривала с дистрибьюторами, встречалась с пиарщиками. Но сегодня все было по-другому: ее ничто не пугало, не подавляло и не раздражало. Если бы только каждый день мог быть таким приятным.
Придя домой, Обри приняла ванну, сделала маникюр и педикюр — и все это в ожидании телефонного звонка. Она поставила будильник на полночь, но вряд ли он ей понадобится. Потому что не было никаких шансов, что она уснет с такой дозой адреналина в крови.
Она надела сексуальную рубашечку, за которой специально выскочила в магазин во время ланча, завязала ленточки на плечах и провела руками по шнуровке. Жаль, что Лайам никогда не увидит ее в этом.
Наконец настала полночь. Сердце стучало, пересохший язык едва шевелился. Она выпила воды, откинулась на груду подушек и набрала номер.
— Алло?
Ее затрясло мелкой дрожью.
19 
