39 
– Извини, я не знал, что он так может, – произнес пытавшийся разжечь разрушенный камин Вебалс, услышав жалобный скрип кушетки, зашатавшейся, когда Палион на ней заворочался. – Такова уж она наша проклятая жизнь, никогда не знаешь, где подвох.
– Он был точь-в-точь, как ты, он превратился тебя. – Палион стал медленно принимать вертикальное положение, одновременно борясь с сильным головокружением, кочующей по всему телу мышечной болью и спазмами рвущегося наружу желудка.
– Да ни в кого он не превращался, просто тебе внушил, что он – это я, и сделал это умело, – уточнил Вебалс, повернувшись к разведчику лицом, – только не рассчитал с родовым знаком, который не подвластен чарам иллюзии.
– С каким знаком? – переспросил Лачек, сразу не сообразив, что речь идет о родинке на левой груди.
– В общем, этот бой мы с тобой почти выиграли, но гаденышу удалось украсть победу и улизнуть, – делая вид, что не расслышал вопроса, строил планы вслух Вебалс. – Нам нужно покопаться в его бумагах и понять, над чем он в последнее время работал, тогда мы узнаем, где его искать: в Дукабесе, в Лархеке, а может, в любом другом городе, как в Лиотоне, так и за пределами королевства.
– Нам?! – удивился Палион, все-таки умудрившийся встать с кушетки и не разрушить ее. – А с какой стати я должен принимать участие в твоих поисках?!
– Куда ж ты денешься? – усмехнулся Вебалс, решивший на этот раз не игнорировать вопрос, заданный громко и сопровождаемый активной жестикуляцией рук. – Дедуле-то доложить нечего. Тебя же не месть интересует, а ты разобраться прислан, что за дрянь в ваш мир перебралась.
– Опять в моей голове копался?! – предположил Палион, но его оппонент отрицательно замотал покрытой синяками да ссадинами головой.
– Надобности не было, бредил ты, все сам и выложил, а я грешен только тем, что уши не затыкал, внимательно слушал.
– Хорошо еще, что не записывал, – проворчал Палион под недоуменным взором набивающегося в напарники колдуна.
– Знаешь, Палач, человек ты вроде не глупый, поэтому уговаривать тебя со мной идти я не буду, принуждать тоже, хотя бы мог, – флегматично заявил Вебалс, снова развернувшись к разведчику спиной, а лицом к камину. – Я тебе сказку одну расскажу, легенду о роде Озетов, а ты уж сам решай, как тебе с планеты нашей выбираться, с моей помощью или без… Сказка не очень длинная, но ты бы лучше присел. Еще чего доброго сознание потеряешь, а мне с тобой возиться неохота.
– Не потеряю, – буркнул в ответ Палион, но все-таки опустился на расшатанную, но героически державшуюся на кривых ножках кушетку.
– Как знаешь. – Вебалс вздохнул и, собравшись с мыслями, начал рассказ: – В первые десятилетия колонизации нашей планеты жизнь была довольно скучна. Переселенцы часто взирали на звездное небо, мечтая вернуться обратно, но потом несбыточные грезы покинули отверженные души, а быт начал налаживаться. Четвертое поколение родившихся уже здесь, на Шатуре, кстати, это настоящее название нашей планеты, уже не верило в бредни стариков об иных, великих мирах, из которых они якобы родом. Люди начали обустраивать свою жизнь здесь, постепенно раздвигая границы крошечных владений и осваивая новые территории. И тут, совершенно неожиданно, они начали находить разрушенные строения древней цивилизации. Оказалось, разумные существа водились на планете и до них; оказалось, что они не борются с дикой природой, а всего лишь идут по стопам былого величия. Уже тогда набравшая силу Церковь узрела угрозу в продолжении исследований. Жажда власти – один из сильнейших пороков, блуду и обжорству с ним не сравниться. Одержимый манией повелевать и подчинять своей воле, готов жить впроголодь, но господствовать, быть тощим, как бездомный кот, но иметь в подчинении парочку подручных-мордоворотов и нескольких привлекательных самочек.
– О самочках потом, – перебил рассказчика Палион, который вдруг вспомнил, что в последний раз близко общался с женщиной полгода назад и то как-то в спешке, не основательно.
– Следы инородного были стерты с лица планеты: руины строений разрушены, а книги запрятаны по монастырям. Спустя сотню лет одному из монахов удалось изучить древний язык и первой из неумело переведенных книг стало «Величие рода Озетов», ода древним богам, покровителям и заступникам ушедшей в небытие цивилизации.
– Надеюсь, ты не собираешься запеть? – забеспокоился Палион.
– Нет, не собираюсь, тем более что важны не хвалы, облеченные в благозвучные рифмы, а та информация, которую можно из них почерпнуть. Как ни странно, но прежние обитатели Шатуры были язычниками. Нет, нет, не теми темными невежественными глупцами, что сжигали соплеменники на кострах, разбивали лбы, молясь выточенным из камня идолам, и хлестали воду плетьми, думая, что тем самым наказывают бога морской стихии. Язычество древних – не религия, а скорее образ жизни, со своей системой ценностей и представлениями о правилах сосуществования людей. Для них боги были не всесильными вершителями судеб, а старшими братьями, опекающими, воспитывающими и наказывающими своих подопечных. Они были бессмертны, но любой смельчак мог бросить им вызов и даже убить, притом обычным оружием, а не какой-нибудь волшебной, искрящей молниями булавой. Сообщество, племя богов и называлось родом Озетов.
39 
