43 
Тонкие пальцы хмурого, как небо перед грозой, Жанора упорно терзали заевший ремешок кирасы. Слуга желал помочь, но не решался приблизиться к господину и уж тем более дотронуться до него. Наставник Мерун пребывал в состоянии тревожного раздумья, и мысли его были далеки от бадьи с горячей водою, мягкой постели, ожидавшей его в шатре, и уж тем более от грязной площадки перед воротами, на которой топтались лошади, суетились слуги и, валясь с ног от усталости, снимали тяжелую походную броню его солдаты.
– Ликарас, Брок вернулся? – озадачил Наставник вопросом поспешно подошедшего к нему рыцаря, оставленного на время отсутствия комендантом походного лагеря.
– Нет, еще нет, – кратко ответил рыцарь по имени Ликарас, благоразумно не ставший расспрашивать о деталях ночного похода.
– Как прибудет, разбуди! – отдал приказ Жанор, наконец-то умудрившийся вырвать из кожи ремня проржавевший крючок вместе с дужкой.
Комендант был, естественно, благородного происхождения, при прошлой жизни в миру настоящим графом с родословной длиннее, чем у самого короля, поэтому, не раздумывая, пришел на помощь командиру в его нелегкой борьбе с кирасой.
– Господин Наставник, вас хочет видеть королевский посыльный, – робко, но с чувством собственного достоинства предупредил комендант.
– С каких это пор гонцы хотят видеть господ? – Слово «хотят» прозвучало в устах Жанора по-особенному, с искренним удивлением и одновременно с презрением.
– Но это не обычный гонец… Это сам герцог Самвил, двоюродный брат короля Лиотона… – быстро забормотал рыцарь, видимо, боявшийся, что на его плечи больше никогда не будет возложена честь быть комендантом.
– А с каких это пор придворные шаркуны у мальчишек-вестовых хлеб отбивают? – проворчал себе под нос Жанор Мерун и, не обращая внимания ни на оправдания своего помощника, ни на тяжкое оханье повалившегося в грязь под тяжестью упавшей на него кирасы слуги, направился к шатру.
Именитый путник чувствовал себя в чужом шатре, как дома. Видимо, сказывалась королевская кровь, перебродившая в аристократических жилах. Вальяжно развалившись на обшитом медвежьими шкурами кресле, герцог Самвил изволил скучать, поэтому меланхолично потягивал чужое вино, заливая красными каплями разложенные на столе бумаги, устало взирал на кривляние парочки слуг, отвешивающих друг другу ради господской потехи вполне взаправдашние тумаки и медленно гладил по голове прикорнувшую возле его ног служанку. Эта светская идиллия происходила не где-нибудь в тронном зале родового замка, а в самом центре лагеря воинского братства, славящегося не только поразительной крепостью духа, но и суровым даже по меркам церковников аскетизмом.
– Шутам по двадцать палок, девке – пять плетей! – отдал распоряжение следовавшим за ним рыцарям ворвавшийся в палатку Жанор. – Лумбо, распорядись заложить карету! У сиятельного герцога Самвила очень важные дела, он покидает нас, не отобедав!
Ни на секунду не задумавшись, солдаты кинулись выполнять приказ Наставника. Слуги герцога запричитали, когда их схватили и потащили наружу крепкие, натертые до мозолей в боях руки. Самвил вскочил с кресла и, брызгая слюной, завизжал о своем статусе, правах и прочей чепухе, бывшей для членов Небесного Братства лишь нелепой болтовней, пустым сотрясанием воздуха. Взгляд Жанора тем временем изучал не изуродованное злостью лицо вельможи, а собственное ложе, измятое и перепачканное после ночных утех. Ожидая его возвращения из Лютена, посланник короля на славу повеселился, предоставив другим честь прибрать за собой.
– Пошел прочь! Вон из палатки и лагеря! – прервал гневные излияния герцога Жанор, как только они остались одни. – Если твой король захочет мне впредь что-то сказать, пусть пришлет воспитанного посыльного, а не родовитую свинью!
– Как ты смеешь, мерзавец?! – Кровь прилила к лицу оскорбленного вельможи, а рука легла на инкрустированный драгоценными камнями эфес меча. – Да я тебя живьем сгною!
Тонкий, парадный меч эффектно покинул ножны, но тут же вернулся обратно. Ухмылка на суровом лице Наставника не предвещала ничего хорошего. Герцог испугался, испугался отрешенного взгляда хладнокровного убийцы, который не будет кричать и оправдываться, не будет осыпать угрозами и источать логичные аргументы, а просто возьмет и придушит любого, вставшего у него на пути. Близкое родство гостя с королем, высокое положение в обществе, титул, богатство, возложенная на аристократа миссия ничего не значили для Наставника Меруна. Перед ним стоял не вельможа, а обычный нахал, осмелившийся без разрешения войти в его дом и заниматься богопротивными делами.
43 
