46 
Однако с герцогом Самвилом в этот день творилось что-то неладное. Андре заподозрил, что виной тому был не только неприятный разговор с Наставником Ордена. Вместо того чтобы жеманно вылезти из экипажа и величественно прошествовать в кусты, герцог только высунул из окна руку и взмахнул белым платочком, подзывая к себе командира отряда.
Повинуясь воле хозяина, капитан Фуро вновь оседлал коня и неспешным аллюром подъехал к карете. Животное устало не меньше его, животному тоже нужно было немного отдохнуть перед тем, как продолжить путь неизвестно куда и зачем.
– Почему так долго?! Замечтался о службе на дальней заставе?! – на свой обычный манер поприветствовал рыцаря герцог.
Андре уже давно перестал воспринимать всерьез господский тон и нелепые угрозы. Если верить клятвам вельмож, в особенности Самвила, чье настроение имеет дурную привычку меняться каждые полчаса, то можно сойти с ума или окончить жизнь на виселице за убийство особы королевских кровей.
– Жеребец устал, ваша светлость, – с поклоном ответил капитан.
– С чего?! Твои люди всю дорогу тащились, как инвалидная рота на побитых клячах. Обленились совсем, дармоеды! – продолжал разговор в том же тоне герцог, но, что порадовало Андре, уже без угроз карьерного роста до должности коменданта крепости в приграничном захолустье.
Капитан не стал вдаваться в подробности, что лошади у его отряда хоть и породистые скакуны, но не рыцарские тяжеловозы. Они физически не способны мчаться во весь опор целый час, неся на спинах здоровенных гвардейцев в полной походной броне. А ведь именно он, недовольно кривящий сейчас губы герцог, отдал перед отъездом из замка приказ облачиться, как будто на бой.
– Виноват, ваша светлость, но кони не кормленные, ослабли, – не моргнув глазом, соврал капитан. – В лагере Ордена народец прижимистый, со вчерашнего вечера во рту ни маковой росинки.
– У кого, у коней? – удивленно вскинул тонкие брови герцог.
– И у них тоже, – выкрутился капитан.
– Ладно, потом на судьбинушку лихую пожалуешься… и не мне, – смилостивился Самвил. – Слушай теперь мой приказ. Подбери трех солдат покрепче, пусть проводят меня в лес. Сам с остальными бездельниками останешься здесь. Пока я не вернусь, следи, чтоб ни одна живая душа в лес не сунулась: ни местные мужланы, ни служивый люд, ни благородные господа. Ослушается кто, убей, понял?!
– Так точно, – привычно отрапортовал капитан. – Да вот только вчетвером в лес идти…
– Не твоего клопиного ума дело! – вновь перешел герцог на крик. – Я не для того тебя держу, чтобы глупые советы выслушивать!
«Держат только собак да кошек. Хотя ты меня, дружок, именно псом цепным и считаешь, – подумал Андре, ни за что и ни при каких обстоятельствах не осмелившийся произнести эти крамольные слова вслух. – Ну что ж, натасканный сторожевой пес в хозяйстве всяко расфуфыренного индюка полезней. Ори, голубчик, беснуйся! Чтоб ты осип, самодур!»
– Карету за деревья отгони да ветками прикрой, чтоб ее с дороги видно не было, – приказал Самвил, необычайно быстро успокоившись и оборвав только начавшееся нравоучение. – Люди твои пусть тоже на опушке не толкутся, но в лес дальше, чем на сто шагов, заходить запрещаю! К вечеру вернусь.
– А что нам делать, если не вернетесь? Ваша светлость, в лесу зверье, разбойники, всякое случиться может, взяли бы охрану побольше, – сделал вторую попытку вразумить самоуверенного вельможу капитан.
– Сказал – вернусь, значит, вернусь, – произнес уже спокойно, без крика, герцог Самвил и открыл дверцу, вылезая из кареты.
Капитан, к сожалению, не мог ослушаться глупого приказа, хотя если с герцогом что-то случилось бы в чаще, то виноватым бы все равно был только он. Мучаясь нехорошими предчувствиями, Андре послал с вельможей своих лучших людей и, утешая себя, как всегда, весьма расплывчатой надеждой: «Авось и обойдется!», стал отдавать приказы по обустройству стоянки за деревьями леса. Гвардеец-ветеран не мог знать, что именно с двоюродным братом короля в лесу и не могло ничего произойти, а вот троих своих лучших людей он послал на верную гибель.
* * *
По возвращении отряда с ночного рейда жизнь походного лагеря вернулась в прежнее русло. Слуги с усердием принялись за грязную работу, благородные послушники в перерывах между молитвами помогали наемным мастерам в подготовке снаряжения к следующей вылазке, а рыцари и наемные солдаты оттачивали ратное мастерство, доводя упорными тренировками до совершенства сложные комбинации ударов и защитных блоков. Отдыхали лишь те, кто вернулся из ночного похода и кому только еще предстояло отправиться в опасный путь.
46 
