112 
– А ты не так и стар, поп. Я благодарна.
Они стояли в темноте, глядя на лагерь. Далмацию следовало бы теперь ее прогнать, но финка заговорила первая, кивком указав на лагерь викингов.
– Ты видишь, сколько костров в этот вечер, поп? И сколько людей не спит. Готова поклясться, что завтра они опять пойдут на штурм.
У Далмация перехватило дыхание. А ведь эта женщина права. Необычное оживление среди норманнов могло быть лишь подготовкой к штурму. И эти огромные силуэты осадных башен, выступающие из мрака, как чудовища ада… Они уже готовы, а ему, Далмацию, еще ни разу не доводилось видеть их в действии. Он только знал из описаний древних свитков, как они опасны. Такая башня вплотную подходит к стене, и осаждающие перебираются по ней на стену, как по мосту. Первые обычно погибают, но за ними следуют все новые и новые… И, спаси Создатель, что тогда будет в Шартре, когда город так ослаблен, когда его жители отчаялись и разуверились, а подмоги все нет и, похоже, не будет совсем.
Далмаций вглядывался со стены в лагерь противника. Движение, копошение, непрекращающаяся суета… При отблеске костров на таком расстоянии трудно разглядеть что-либо конкретное. А вот Снэфрид словно видела. В ней было нечто странное, темное. Она ничего не боялась – ни боя, ни оспы, смело расхаживала по городу, равнодушно глядела на похоронные процессии.
Далмацию самому частенько приходилось бывать в гуще людей, но даже то, что он, по совету Гвальтельма, натер ранку жидкостью из пустулы выздоравливающего, не лишило его страха перед болезнью. Пока это помогало, и ни он, ни те из воинов, что последовали его примеру, не заразились. Однако заболевших все же было слишком много, и люди были ослаблены, разуверились, больше думали о заразе, чем об осаде… Если норманны предпримут новый массированный штурм…
Молодой месяц вверху был тонок, как тростник, по небу проносились легкие тучки. Гул в лагере осаждающих говорил, что новый день будет страшен. Сновали вереницы факелов, слышался лязг пилы, стук молотов. При свете костров норманны точили оружие. Если они были готовы, значит, и защитникам пора готовиться. А сейчас, когда большинство из них находятся в соборе и молят о чуде… Чудо! Далмаций глядел вперед, в темноту. Где же подмога? Если ее не будет, то какое чудо спасет Шартр?
Далмаций вновь взглянул на Снэфрид. Она тоже пристально смотрела в сторону лагеря.
– Видишь, поп, человека в светлой шапке, который ходит вокруг осадных башен? Это поклонник Аллаха Халид. Он проверяет башни перед пуском их в дело. Он хорошо разбирается в этом, и Ролло не зря возвысил его. А этот звук… Да ты, никак, не слышишь, поп? Это точат оружие. А огни за деревьями рощи? Вчера их не было. И я думаю, что сейчас там приносят жертву богам – Одину, дарителю побед, Тору – покровителю войны, и даже Локи, этому любителю коварства и зла, которого также необходимо задобрить, чтобы он не сыграл злой шутки со своими же, а приберег весь запас коварства для вас, христиан.
Улавливаешь эти запахи Далмаций? Топленого сала с золой. Я знаю это варево. В него опускают на миг клинок, и тогда его легче вогнать в чешуйчатый панцирь. Клинок всегда остер, а вот лезвие – скользкое, маслянистое. А это варево, чей дым я слышу так ясно. Знаешь, что это такое?
Далмаций не чувствовал ничего. Он, угрюмо насупившись, слушал предостережения Снэфрид о похлебке из зерен белены с добавлением других возбуждающих трав, отведав который воины становились словно берсерки, неустрашимые и непобедимые, рвущиеся в бой, ничего не опасающиеся в своей жажде побеждать и убивать. Ролло редко прибегал к такому способу, но, видимо, его уж очень задела за живое неудачная осада Шартра, раз он решился на подобный шаг.
Далмаций молчал, не желая выказать женщине страха. Ему бы следовало ее прогнать, но почти интуитивно он понимал, что она, так жаждущая поражения своих соплеменников, приберегает на конец нечто важное. И когда она умолкла, он выжидательно повернулся к ней.
В полумраке она казалась гораздо моложе, но и страшнее. Этот разноцветный взгляд из-под черной накидки капюшона завораживал. И даже то, что она так откровенно и бесстыдно отдалась ему, не лишало Далмация ощущения, что каждый шаг финки продуман, что она не просто ради плотской прихоти отыскала его на стене.
– Почему меня не допускают в сад аббатства святой Марии?
Аббат понял, что она имеет в виду Эмму. Племянницу Роберта хорошо охраняли, она должна была быть в безопасности. Даже от Снэфрид. Аббат Ги, когда Далмаций его навещал, только и справлялся о ней. С одной стороны, Далмация это раздражало. Что, в городе нет иных проблем, как только хлопотать за рыжую принцессу? Но, с другой стороны, ему уже дважды докладывали, что женщина с разноцветными глазами всеми правдами и неправдами хочет пробраться к Эмме.
112 
