122 
Молодой аббат замер, увидев ее перед собой. Шагнул было к ней, потом отступил.
– Нет, не подходи. Я уже не болен, но тебе нет нужды видеть меня.
Она остановилась в двух шагах.
– Ох, Ги, какая мне разница, как ты выглядишь. Разве я все еще та девочка, что засматривалась на тебя в праздник мая? А то место, что ты занимаешь в моем сердце, та сестринская любовь, что я к тебе испытываю… Какое мне дело, что сделала с тобой оспа? Милый мой Ги! Как я рада, что ты жив!
Она взяла его руки в свои. Он стоял понуро.
– Они не имели права так поступать сегодня с тобой. Они прикрывались твоим телом, как щитом!
В его голосе звучал гнев. Тот гнев, что довел ее сегодня до состояния шока. Гнев и страх. Но Ролло доказал, что ей нечего бояться. И сейчас она при мысли об этом испытала нечто, похожее на тихую радость. Вздохнула.
Ги по-своему истолковал ее вздох.
– Прости меня, Птичка. Прости, что не смог защитить тебя. Я пытался…
– Я знаю. Я видела.
– Я ничего не мог, – как в трансе повторил Ги. – Они все решили без меня. Они просто оттолкнули меня и заперли. Но позже я пошел к Далмацию и сказал, что поведаю обо всем герцогу Нейстрийскому. Далмаций лишь смеялся. Твердил что-то о чуде с покрывалом. Пьян был, как свинья.
Они стояли какое-то время в тишине. Было удивительно тихо. Город, полный людей, воинов, животных – затих после бурного дня. Далекая перекличка часовых казалась чем-то незаметным за шелестом листвы. Где-то раздался звук, издаваемый летучими мышами, одиноко завывала собака. Из часовни вышли монахи. Ги с Эммой непроизвольно отошли. Стояли теперь возле самого креста. При свете пламени лампы, освещавшей подножие креста, Эмма отчетливее различал лицо Ги, страшные рубцы на нем, красные пятна на коже, когда-то бывшей гладкой и смуглой, как бархат. Со временем они станут не так заметны. Но сейчас… Он заметил сочувствующее выражение у нее в глазах.
– Не смей на меня так глядеть! Я – ничтожество. Ведь я сделал все возможное, чтобы вырвать тебя от норманнов, а оказалось, что среди франков тебе приготовлено лишь заключение и опасность. Они держат тебя под замком, они прикрываются тобой. А я… Что я могу?
Свет лампады у креста освещал его искаженное лицо. Потом оно стало спокойным, но неожиданно он сильно сжал ее руку.
– А он молодец… Этот твой Ролло. Мне рассказали, что он сделал ради тебя. Теперь я понимаю, за что ты его полюбила. Ему все нипочем. А они думали его крестить, поставить на колени. Герцог Роберт… Где он? Он уже небось и забыл о своих планах, изменил их в угоду каким-то политическим расчетам. Ролло же последователен до конца. Он любит тебя – и все тут. И он достоин самой красивой женщины франков. Благослови, Боже, вас обоих!
От этих слов Эмме стало и хорошо, и больно. Она тихо заплакала, слезы так и текли из ее глаз. Ги не сразу заметил это. Его же отвлекало что-то иное, какой-то шум, вскрик, голоса. В саду шумели под ветром деревья. Мутный месяц слабо светил сквозь дымку. Ги оглянулся. Нет, все тихо. И тут он увидел рядом заплаканное лицо Эммы, и жалость, нежность к ней переполнили его душу.
– О, нет… Радость моя, Птичка…
Забывшись, он нежно привлек ее к себе, и Эмма задрожала, тихо всхлипывала у него на плече. Ей так нужны были сейчас чье-то участие и поддержка. А плечо Ги было таким крепким, надежным. Он ласково погладил ее по волосам, шептал утешительные слова. Ей так нужны были сейчас чьи-то доброта и сила.
Постепенно она успокоилась. Тепло объятий Ги, шелест листвы, тишина умиротворили ее. Она чувствовала себя в кольце надежных рук. Но постепенно она пришла в себя. В мозгу даже засвербила неприятная мысль об оспе. Она опасалась ее не меньше других. И ее пугала не столько смерть, как возможность остаться обезображенной. Как она тогда покажется Ролло?
В груди шевельнулся отголосок гадливости.
– Пусти меня, Ги.
Он словно застыл. Ей пришлось приложить усилие, чтобы разнять кольцо удерживающих ее рук.
– Ги…
Он не глядел на нее. Был странно напряжен. Глядел на что-то у нее за спиной. Она оглянулась.
Позади их неподвижно стояла мужская фигура.
Эмма не поверила своим глазам. Даже во мраке она узнала его. Это был Ролло.
* * *
Ролло дождался, когда в Шартре отзвонят колокола. Совсем стемнело. В лагере викингов костров было мало, так как франки не должны были заметить, что их противники готовы к выступлению.
Ролло последний раз обошел свое войско. В темноте еле различал лица воинов. А город был освещен и шумен в своей неприступности. Черные, покореженные, с разбитыми зубьями стены стояли монолитом. Ролло правильно рассчитал – сегодня в городе празднуют победу и бдительность ослаблена. Франки вряд ли решат, что северяне осмелятся предпринять новую попытку нападения до утра.
122 
