16 
Еще будучи невестой брата Ролло, она часто встречала их во дворце. Красавица-брюнетка аббатиса, от которой Ролло прижил двух сыновей, к ней – дочь знатного нормандского франка с древним именем Маркотруда, родившая ему дочь, столь сильно похожую на Ролло, что при встрече с девочкой люди сначала невольно останавливались, а затем начинали улыбаться. Была еще рабыня-саксонка, которой Ролло дал вольную после того, как она родила ему девочек-двойняшек, ведь у язычников появление в роду двойни считалось особым благоволением небес.
При Снэфрид они держались несколько незаметно, опасаясь ее чар и колдовства. Когда же во дворце появилась рыжая Эмма, они вмиг объединились против нее. Не желали повиноваться, дерзили. Загораживая ей дорогу, аббатиса резко высказывала:
– Ролло все равно вернется ко мне, когда ты родишь ему девчонку. Он всегда возвращался ко мне при Снэфрид, ибо я рожаю ему сыновей. Моему старшему уже девять, второй мой сын умер, а младшему – всего четыре. Пораскинь-ка мозгами, рыжая, и ты придешь к выводу, что я еще рожу Ролло немало крепких и здоровых парней.
Саксонка-рабыня была поскромней, однако она так нежно льнула к Ролло, глядела на него с таким обожанием, а он был с ней так снисходителен и мягок, что Эмму это просто выводило из себя.
Но хуже всех была соотечественница Эммы Маркотруда. Ее отец занимал высокий пост при Ролло, следил за состоянием Руана – от подметания и очистки территорий до возведения новых зданий – и это давало основания его дочери чувствовать себя на особом положении.
– Я ничем не хуже тебя, – говорила Маркотруда Эмме. – По знатности мы равны, а в красоте я не уступлю никому. И раз вы не венчаны с Ролло, никто не заставит меня почитать тебя, как законную королеву.
Эмма никогда не рассказывала Ролло об этих стычках, предпочитая справляться своими силами. Саксонку она откровенно припугнула кинжалом; аббатису велела попросту выпороть, а Маркотруда… Эмма знала, что эта златовласая красавица нравится викингу Херлаугу и что он даже не прочь на ней жениться. Маркотруда вроде и поощряла эти ухаживания молодого норманна, но когда Ролло вызвал ее к себе и поговорил об ее браке с Херлаугом, наотрез отказалась.
Ролло не стал настаивать, и это разъярило Эмму. Но сейчас, уже засыпая, Эмма вдруг вспомнила, что забыла велеть выпустить Маркотруду из ублиета,[3] куда ее посадили по приказу Эммы день назад. Хотела было встать, отдать распоряжение, но глаза уже слипались, и она передумала. Ничего, этой заносчивой шлюхе только на пользу, если она еще одну ночь проведет в грязи среди крыс.
* * *
По утрам Эмма, сладко потягиваясь, ударяла молоточком в серебряный диск, висевший на стене в изголовье ее кровати. По этому призыву госпожи немедленно являлись придворные дамы и служанки, рабы вносили обитую медью лохань с теплой водой. Нежась в приправленной душистыми луговыми травами лохани, Эмма выслушивала последние городские сплетни, дворцовые слухи, узнавала новости.
Ролло еще не вернулся, сварливая Виберга не встает из-за плохого самочувствия, в дальнем флигеле опять видели призрак, и служанки отказываются туда заходить. Эмма вздыхала. Ей давно следовало заняться ремонтом дальних построек, и тогда будет меньше нежилых помещений, где дворне мерещатся призраки.
Являлась Сезинанда, еще больше располневшая, но румяная и живая, очаровательная. С ней Эмма болтала, спрашивала о здоровье детей, делились маленькими тайнами.
Служанки тем временем заплетали ей волосы. Став женой Ролло, Эмма уже не могла ходить с распущенной по плечам гривой, но и надеть скандинавский платок ее никто не мог заставить. Поэтому она придумывала каждый раз нечто новенькое – зачесывала волосы наверх и завязывала в узел, опустив на спину длинный хвост (этой прическе она научилась в Байе, где обычаи северян были сильней, чем где бы то ни было); могла просто заплести косу или две, перебросить их на грудь или уложить короной на голове, собрать в узел на затылке или двумя заплетенными сложными петлями собрать за ушами.
В это утро она велела заплести волосы в косы от висков, а сзади, на уровне лопаток, сплести в одну. Косы украсили кораллами. Их цвет не шел рыжим волосам Эммы, однако женщинам в положении полагалось носить коралл, так как он обладал свойством облегчать беременность. Хотя Эмма и так переносила свое положение на редкость легко, беременность даже красила ее, придавая ее облику женственную округлость и удовлетворенность.
16 
