18 
На ее коленях лежало крошечное платьице, и Эмма, вышивая по его подолу кайму из маленьких цветов и зверей, мысленно думала о том, как много детей рождается и умирает в этом мире. Почти каждая женщина обязательно теряла кого-то из своих детей, и эта мысль была для Эммы невыносима.
Она привыкла казаться беспечной, вызывать восхищение и зависть, но сейчас, когда она думала о жизни, что теплится в ней, она ощущала себя слабой и ранимой. Это дитя будет для нее всем, это ребенок Ролло, ребенок, благодаря которому она и стала тем, кем была сейчас, и получила любовь того, о ком и не смела мечтать.
Игравший на лире Риульф вдруг прекратил свою игру, насторожился. Девушки, сидевшие за ткацкими станками, тоже замерли. Откуда-то долетал шум, хлопанье дверей, звуки рогов.
Эмма вмиг оживилась. Вернулся Ролло. Только его появление, подобно урагану, могло привести в волнение сонный дворец.
Когда Эмма увидела Ролло, она сразу поняла, что он не в духе. Он стремительно шел через зал в окружении своих норманнских ярлов, мрачный, хмурый, рука на эфесе меча. Резко приказал подать еды и оставить его в покое. Они расположились за стоявшим на возвышении столом в торце залы, поставили в нескольких шагах охранников, чтобы им никто не мешал. Испуганные слуги торопливо подносили блюда и спешили ретироваться.
Эмма присела в стороне у погасшего камина. Зал был огромен, разделен на отсеки рядами высоких колонн. Здесь проходили пиры, застолья и советы. Было полутемно, так как свет проникал сюда лишь через небольшие окна в торцах помещения, и поэтому возле стола зажгли еще несколько светильников на треногах.
В их красноватых отблесках сидевшие за столом норманны представляли живописное и грозное зрелище. Они о чем-то негромко говорили, поглощая пищу, лица их были угрюмы. Один раз Эмма уловила имя Херлауга. Это был один из ярлов Ролло, молодой и способный воин, которого Ролло особо отличал. Эмма тоже симпатизировала ему, хотя и знала, что тот относится к ней холодно, даже сухо. Херлауг очень любил брата Ролло Атли и считал, что Эмма предала его, не ответив на его чувство, предпочтя ему своего пленителя Ролло.
Эмма окинула взглядом сотрапезников Ролло. Это были его ближайшие сподвижники, вожди, которых он особо отличал. Так же к ним должна была относиться и Эмма, однако ее отношения с каждым их них складывались по-разному.
Рыжий весельчак и балагур Галь нравился Эмме, он был добродушен и искренне радовался, что у Ролло теперь есть жена, хоть и христианка, но хороших кровей, способная дать ему потомство. Другое дело – Лодин Волчий Оскал. Высокий, худой, с узким смуглым лицом, орлиным носом, жесткими холодными глазами, хмуро глядевшими из-под седеющих бровей. У него были обломаны верхние зубы, и когда он улыбался, обнажая желтые клыки, это была типично волчья морда, лобастая, серая, сужающаяся к подбородку.
Люди боялись Лодина, а Ролло очень уважал и прислушивался, говорил, что никто так не разбирается в искусстве боя, как этот клыкастый хищник. Эмма же сторонилась его, ибо при одном взгляде на ярла в ее памяти всплывали все ужасы набега. Этот человек словно олицетворял собой войну.
Был еще Оттар – самый живописный из собрания за столом, абсолютно лысый, с красным одутловатым лицом и вислыми, едва не до груди усами. Его гигантские бицепсы на обнаженных до плеч руках так вздувались, словно желали разорвать обшитые бляхами наручи и надлоктевые браслеты. Говорили, что в бою на Оттара нисходит священный пыл, что он выходит из себя, на губах его появляется пена, он грызет свой щит, и в горячке сечи может убить и покалечить неимоверное количество врагов.
Что касается врагов – может, но Эмму всегда удивляло отношение этого грубияна-вояки к музыке. Когда она пела, он сидел словно завороженный, а порой даже не мог сдержать слез. Одно это уже располагало к страшному берсерку, ибо Эмме необходимо было, чтобы ею восхищались и ее любили. Поэтому, хотя многие и сторонились страшного Оттара, ей ничего не стоило подойти и заговорить с ним или даже пригласить к себе в покои и лично петь ему.
Ролло по-своему любил Оттара, как и Лодина и Галя. Все они вместе с ним в свое время бежали из Норвегии, возвысились при нем и были ему беспрекословно преданы. Чего нельзя было сказать о сидевшем подле Ролло Гауке из Гурне. Этот норманн не был изгнанником из Норвегии, как они, а сам прибыл в Нормандию и завоевал для себя богатую область Гурне-и-Брей с городами.
18 
