Переступив через них, Хани почувствовала, что и ей пора его коснуться. Подавшись вперед, она погрузила губы во влагу, скопившуюся у него под горлом. Ноздри затрепетали, уловив чистый запах его кожи. Она прижалась носом к его груди, к соску, повернула голову к подмышке, осторожно обнюхивая его.
Пряди медовых волос заструились по его влажной груди, украсив темную кожу изящным орнаментом. Он прижал ладони к ее спине. Она задрожала под прикосновениями мужских рук. Он скользнул ладонями вдоль спины к ягодицам и накрыл их, прижав ее к себе.
Она ждала, что сейчас он заговорит, испортив все словами «что» да «почему», и тогда она просто сбежит. Но вместо этого его голова уткнулась в изгиб ее шеи. Схватив его сзади за бедра, она сжала их. А потом изогнула шею и подставила ему свою грудь.
Перед тем как спуститься ниже и овладеть ею, он коснулся губами ее ключицы. Ее кожа трепетно отзывалась на все ощущения: на влажность их тел, сладкую боль от усов, мягкое щекотание мокрых темных волос. И тут она почувствовала, как его требовательный рот, обхватив сосок, глубоко втянул его. Наглазник царапал ей кожу груди.
Проведя руку сзади меж ее ног, он раскрыл ее. Хани застонала и, обхватив его икру своей ногой, попыталась вскарабкаться на него, чтобы иметь возможность принять его. Но он удержал ее, своими поглаживаниями и прикосновениями заставив задыхаться от желания.
Только однажды ее обдало холодом, когда он отстранил ее и потянулся к вороху своей одежды, лежащей на полу.
Не поднимая на него глаз, она следила за его руками, слишком одурманенная остротой своего желаний, чтобы понять, зачем ему вдруг понадобилось доставать из джинсов кошелек. И чего ему там нужно? Лишь когда он извлек оттуда небольшой пакетик из фольги, она все поняла и тут же возненавидела эту необходимость — ведь безликие мужчины не должны испытывать потребность в небольших пакетиках из фольги. Безликие мужчины должны иметь тела, которые лишь слепо служат, неспособные ни воспроизвести себе подобных, ни наделить какой-нибудь болезнью.
Она отвернулась, дожидаясь, когда он приготовится. А потом его руки обхватили ее, опять затеяв игру с ее грудью, пока она не стала всхлипывать. Тогда он повернул ее к себе. Она забросила руки ему на плечи, когда он поднял ее, и обхватила ногами его талию. Он прижал ее к тонкой стенке ванной, и ее спина распласталась по пластику.
— Ты готова? — услышала она бархатный голос. Она кивнула прижатой к его щеке головой и крепко зажмурилась, когда он вошел в нее.
Волосы ее упали ему за спину, бедра с окрепшими в работе мышцами сжали его. Она прилипла к нему, беспрестанно повторяя: «Да, да!» Ее тело было таким изголодавшимся, таким отчаявшимся.
Он был так нежен.
Слезы, катившиеся из ее глаз, стекали по его спине. Он держал ее в своих сильный руках, входил в нее так глубоко и так сладко ласкал. Она вскрикнула, дойдя до высшей точки, а потом еще сильнее сжала его плечи, когда и он устремился к своему освобождению. Когда же он, вздрогнув, навалился на нее, стоически приняла его вес.
Потом он медленно отстранился и опустил ее на пол. Его дыхание было тяжелым и неровным. По движению его руки Хани поняла, что сейчас он привлечет ее к себе. Она быстро подалась назад, не глядя на него, не давая прикоснуться к себе. В считанные секунды оставив его одного, она перебежала по коридору и заперлась в маленькой спальне.
Кажется, прошла вечность, когда Хани вышла. Эрик уже исчез. Она не обнаружила ни следа его пребывания, лишь капли воды все еще стекали по стенкам душевой кабинки. Перед тем как уйти, она насухо вытерла их.
Больше ему не вынести таких страданий!
Эрик сжал руль своего фургона так, что побелели пальцы. И как он только мог — впустить в свою жизнь еще одну покалеченную душу? Он пытался убежать от страданий, а не погрязнуть в них окончательно. Хотел уехать, а сейчас был не в состоянии даже вставить ключ в замок зажигания.
Ее лицо впечаталось в ветровое стекло перед ним: эти огромные, затравленные глаза, эти полные губы, трепещущие от желания. Господи, как он мечтал об этих губах с того самого момента, когда снова увидел ее. Этот рот, такой мягкий и чувственный, притягивал его, словно обладал волшебной силой. Но он даже не решился поцеловать ее, сомневаясь, позволила бы она сделать это.
Вместо того чтобы найти прибежище в этом мертвом парке развлечений, он еще глубже загоняет себя в ад. Зачем он так привязался к ней? Она так холодна и неприступна, переполнена этой беспощадной решимостью, так не вяжущейся с хрупкой маленькой фигуркой. Даже мужчины из бригады строителей сторонились ее. Слишком уж часто осаживала она их своим острым как бритва язычком. Она была все тем же маленьким монстром, каким была в тот, второй сезон «Шоу Кугана» — целую вечность назад.