Солдат, поставив винтовку прикладом наземь, пожелал прикурить у прохожего офицера. Тот остановился нехотя и нервно, левой рукой держит папиросу на прикур, правая в кармане. (Револьвер?)
Солдат прикуривает неторопливо.
* * *
Пассажиры с поездов не находят на вокзалах ни носильщиков, ни транспорта, где – опрокинутые извозчичьи дрожки. Кто ищет санки для клади, а кто достаёт рогожный куль, на него свои вещи и потянул по снегу.
Близ вокзалов все магазины закрыты, у витрин никого.
* * *
А на Садовой – обычный вид, магазины и лавки открыты, на Апраксином и Щукином рынках – толпы покупателей, приказчики зазывают, разносчики с лотками перекрикивают друг друга, шутят, смеются.
* * *
Ещё и после полудня ходили люди в банк. А генерал Верцинский, в отпуску в Петрограде, до двух часов дня умудрился ни на Невском, ни на Гороховой не столкнуться ни с чем. Только издалека, из Литейной части, слышал перестреливание.
* * *
Конный городовой несётся крупной рысью и размахивает шашкой в обе стороны попеременно. Народ невольно разбегается – и он проскакивает, в подхватисто перепоясанной шинели, в фуражке. Стреляли вослед – не попали.
* * *
Как начали грабить Арсенал – за день похитили 40 тысяч винтовок и разбили много ящиков револьверов.
* * *
По Суворовскому – снова грузовик с солдатами. Густой гудок непрерывно ревёт – и толпа сбегается. Из кузова выбрасывают на ходу на сторону – винтовки, сабли. Молодёжь подбирает, потом ладит, как привесить. А подростки – беснуются от радости, первее всех хватают.
Мальчуган лет 12, опоясанный тяжёлой саблей, чертящей по земле, визжит: «ура-а-а!».
Стройно, строго идёт полурота во главе с прапорщиком. Но – ничего красного. В толпе:
– Это что ж, против народа?
– Да не.
– А пошто ж они не вопят?
* * *
У подворотен, у подъездов набираются любопытные – жильцы, чиновники, барышни, а то и офицеры с дамами. И опасно смотреть и интересно. То кучки двинутся вперёд, в толпу – лучше посмотреть. То – бегут назад, и офицеры под руку с дамами тоже.
Обыватели бродят по улицам с любопытством и жутью. У встречных узнают, что делается там-то, и можно ли пройти.
* * *
Литовский замок – женское исправительное арестантское отделение, кто-то добивался атаковать ещё в воскресенье вечером: кучки народа сходились в темноте, перебегали, постреливали. Все дома вокруг перепугались и свет потушили.
Но только в понедельник после полудня появился бронированный автомобиль и отряд солдат. Поднялась пальба, летели стёкла, прошибли двери. Защитного караула не нашлось. Начальник тюрьмы, не отдававший ключей, был избит и уведен окровавленный.
Стали выпускать арестанток. Потащили всякое разное, что нашлось в складах.
Откуда-то снизу, как из подвала, стал подыматься рыжий дым. (И перешёл в трёхдневный пожар).
* * *
За этот день разгромили семь тюрем. Кроме Дома предварительного заключения (откуда освободили финансиста Рубинштейна, за ним сразу пришёл автомобиль), Крестов (откуда освободили Гвоздева и всю Рабочую группу) и Литовского замка – ещё Женскую тюрьму на Арсенальской набережной, Военную тюрьму на Нижегородской улице, Пересыльную тюрьму и Арестный дом близ Александро-Невской лавры.
На улицах арестанты и каторжники, в халатах, в тюремном, прогуливались весело, целовались друг с другом и с солдатами.
Всех до одного освобождали, не расспрашивая. Вместе с политическими вышли на свободу (много больше их) и все уголовные. И в тех же часах начались по городу грабежи, поджоги и убийства.
* * *
Через форточку запертого Михайловского училища юнкер Лыкошин, сын генерала, крикнул на Нижегородскую улицу:
– Товарищи! Мы – с вами тоже! Но нас отсюда не выпускают!
Тогда юнкер Юрий Собинов, сын артиста, закатил ему пощёчину.
* * *
Рабочие разоружили охрану Финляндского вокзала и захватили его. Порвали семафоры, и движение поездов прекратилось. Сестрорецкие оружейники тоже заняли станцию Белоостров.
* * *
Путиловские рабочие захватили оружейные магазины и с оружием разогнали последние полицейские наряды близ завода.
* * *
На улицах стали повсюду разоружать офицеров, мирно: шашку, револьвер отдай – и идите, ваше благородие.