очень нудно 
122 
Сердце Абигейл пропустило удар.
— В таком случае можно сказать, что мы заключили сделку.
— Тогда позволь мне раздеть тебя, — прозвенел голос из темноты.
Ледяной воздух ласкал ее кожу, освобожденную от тесного лифа, но холод мгновенно сменился невыносимой жарой, когда жесткие руки стянули платье до самой талии.
— Ты не надела корсета.
Его дыхание было прерывистым… таким же прерывистым, как у нее.
— Не надела.
Корсет лежал в сундуке вместе с сорочками и нижними юбками, куда она сложила все сразу же после приезда в этот уединенный коттедж.
Платье сползало все ниже, с легким шорохом ткани по обнаженной коже, пока не улеглось у ног беспорядочной грудой. Жесткие горячие руки легли на ее бедра, потянули вперед.
В живот уперлась такая же горячая жесткая плоть.
— Ты всегда носишь шелковые панталоны?
Она нерешительно подняла руки и вцепилась в саженные плечи. Твердые. Мускулистые. Кажется, он весь был создан из огня и стали.
— Да. Мне нравится ощущение скользкой прохлады.
— Мне тоже, — хрипла пробормотал он.
Гибкие пальцы скользнули к ямочкам пониже спины, и колени Абигейл подогнулись.
— Ты такая мягкая.
Она непроизвольно налегла всем телом на эти настойчивые пальцы, упорно скользившие по коже.
— И здесь тоже.
Он проник в расселину между ягодицами.
— У меня никогда не хватало времени изучить получше женское тело. Но сегодня с тобой, Абигейл, я не стану спешить. И когда ураган стихнет, буду знать каждый дюйм твоего тела.
Абигейл напряглась при его неожиданном вторжении. Шершавые пальцы чуть царапали нежную плоть, но ей, пожалуй, было даже приятно. В ответ она решительно провела ладонями по гладкой, бугрившейся мышцами спине, до самых загрубевших, поросших волосками ягодиц, тугих и впалых в отличие от ее — мягких и пухлых.
Чуть помедлив, в том месте, где раздваивались его ягодицы, она пообещала:
— Когда ураган стихнет, я тоже буду знать каждый дюйм твоего тела.
И легонько погладила его. Плоть, упершаяся в ее живот, дернулась, а плоть под ее ладонями словно окаменела.
— Я не нуждаюсь в том, чтобы женщина знала мое тело, Абигейл.
Она действительно зашла слишком далеко, чтобы повернуть назад.
— Но это необходимо мне, Роберт.
— Ты часто мечтала о мужчине, ласкающем твою попку, Абигейл? — саркастически осведомился он.
— А ты, Роберт? — ехидно отпарировала она.
— Могу заверить, что в жизни не мечтал о том, чтобы ласкать зад другого мужчины.
Абигейл даже не сразу поняла, что Роберт шутит… должно быть, скрывая свое смущение. Должно быть, такой же новичок в искусстве страсти, как она сама. И так же уязвим.
Абигейл продолжала ласкать мягкую кожу развилки в основании спины.
— Именно об этом думают мужчины в пылу сражения? О женских попках?
Роберт словно оцепенел. Воздух в комнате словно сгустился.
— Солдатам вообще некогда думать. Они либо слишком устали, либо неимоверно испуганы. Они размышляют о своем либо перед битвой, либо когда лежат, умирая, на поле брани.
Абигейл поспешно прикусила язык, пораженная холодной злобой в его голосе. И болью, которую она скрывала.
— А ты? О чем думал перед боем ты?
Загрубевший палец погрузился в расселину между ягодицами еще на ошеломляющий дюйм. Что‑то твердое прижалось к ее лбу. Его лоб.
— О том, как сохранить всех моих людей живыми. И если спросишь, стану ли я убивать снова, Абигейл, ответ — «да».
— Только на войне, Роберт, — твердо возразила она. — И сейчас тебе лучше об этом забыть.
Возбуждающий палец неожиданно исчез, а шелковые панталоны сползли вниз: очевидно, он распутал завязки. И тут же отступил. Абигейл окутали тьма и холод.
— В таком случае заставь меня забыть, Абигейл. Скажи, что делает мужчина твоей мечты после того, как оставит обнаженной.
Нерешительность спорила с желанием, настойчивый голосок где‑то в глубине души советовал ей отказаться от глупой авантюры. Она слишком стара, слишком высока, слишком толста… тысяча и одна причина, почему мужчины не находят ее привлекательной.
Она опустила руки и выпрямилась.
— Он ласкает мои груди.
Жар опалил кончики сосков. Она сомкнула колени, чтобы не рухнуть на пол.
— Такие твердые…
Безжалостные прикосновения, наполовину ласки, наполовину пытки, кружили голову.
122 
