650

Лихо ты моё, куда ж мы посунулись? Неделю назад Козьма ног под собою не чуял: какого соглашения достиг с фабрикантами! Одним шагом получил для всего Питера восьмичасовой день, о котором 20 лет только грезили, – и с сохранением прежней заработной платы!

А – рабочие? Оглянулись, что из свободы можно и больше выколотить, мало взяли, – и ну выколачивать! Почему у буржуазии барыши, а нам не вырвать? Распахнулась воля – так можно рвать!

И с каждым днём не меньше, а больше, на каждом заводе выдумывали по-своему. На том заводе угрозили администрации – и удвоили плату всем вкруговую. А там уже кричат: утроить! А на том: учетверить! Путиловекая верфь давала повышение 20 процентов – рабочие потребовали 400! Там – по болезни оплачивать две трети, там – оплачивать выборных. На Промете – отменить сверхурочные, из-за сверхурочных не остаётся времени на гражданские права, не видим завоеваний революции. Ещё где: отменить сдельную оплату труда, не желаем боле напрягаться! На Треугольнике потребовали: шестичасовой рабочий день, а наградные – на Рождество и на Пасху каждый раз по два месячных оклада; а все служащие – себе: чтоб им участвовать в прибылях. На Невском судостроительном уже приучили администрацию выполнять все требования тотчас: уже и старостах, и оплаченная милиция, и отменили обыски на проходной, теперь надумали – убрать директора! На Адмиралтейском судостроительном – убрали 49 технических служащих. Там – инженеров стали избирать, и от этих уже требуют всего, за день – пять-шесть изменений. Там – фабричные инспектора тоже чтобы выборные. Там требуют: вообще безо всякого начальства, работа ещё лучше пойдёт! А чернорабочие (подстрекаемые большевиками) требуют и себе такую же оплату, как получают высшие разряды. Туда ж и банщики: не желаем работать больше четырёх дней в неделю, и чтобы в субботу тоже отдыхать (самое, когда людям мыться).

Никогда не ждал Козьма, что такое неоглядное озорство и такая жадность разгорится в рабочих людях. То и обидно было ему смертно, что не хотели внять, скандалили и всё разваливали – свои же рабочие, самый родной его люд, кто умел всё в мире сделать своими руками, и кем Козьма гордился всю жизнь, что и он из них.

А вот мы какие рыла вылезли. Попрекали образованных, что они своекорыстны, – а мы? Попрекали фабрикантов, что они жадны, никак не насытятся, – а мы? Да мы жадней и дичей!

Да питерские фабриканты – вот, подписали соглашение по-хорошему. Они рассужденье имели, что и мы тоже обороты подбавим, и так оборону вытянем, а? Им-то в глаза как Козьме смотреть, когда сам подписывал с ними? Они нашего Совета слушаются – так надо ж и нам знать край. Соглашение есть соглашение, надо и самим выполнять. Производительность обещали повысить, а она ни к чёрту упала, на заводы ходим только болтаться да требовать. А у них сырья нет, угля нет – откуда им повышать плату? Надо же совесть иметь, ребята! Надо же по справедливости!

Вчера петроградское общество заводчиков собралось – и составило Совету депутатов вопль: рабочие предъявляют невыполнимые требования, конфликты обостряются до полной анархии, постановления примирительных камер остаются без исполнения, работы идут беспорядочно, производительность резко упала, насилия над мастерами и администрацией, избиения до убийств, самовольные аресты, выгоны. Просят Исполнительный Комитет – принять меры!

И бумага эта – прилетела, легла к Гвоздеву на стол. А – к кому же?

Он сидел над ней – и держался за растрёпанную свою бедовую голову. Неделя прошла – и ото всего соглашения одна злоба. Подписывал Гвоздев своей рукой, и фабриканты улыбались ему, руку жали и верили.

Да что там стыдно! – страшно. Ведь знал он эти насилия, в бумаге подробно не расписанные: одного мастера утопили в проруби, а одного за малым не скинули живьём в вагранку.

И это – мы такие? И это мы такие – всегда и были? Только пока боялись тюрьмы или виновных пошлют на позиции – так сидели небось тихо? А теперь – давай, громи?

Две недели Козьма себя утишал, что это – только шатнулись, вывихнулись, что это всё станет по местам.

А – нет.

Да ведь этак – и все сгорим, как на пожаре.

  449