Последние отзывы

  426  

Такое настроение было к Коммуне три дня назад – а вот, растеребилось.

Сегодня утром, по спешке и рассеянности, Ленин надел шапку совсем затрёпанную, не ту, – и в Шо-де-Фоне председатель профсоюза принял его за бродягу, не хотел верить, что это и есть ожидаемый лектор.

Днём (воскресенье) в клубе часовщиков читая по-немецки – не по писанному, по коротким тезисам развивая свободно – реферат «Пойдёт ли русская революция по пути Парижской Коммуны?» перед двумястами собравшимися, Ленин плохо ощущал своих слушателей, что им интересно и чего они ждут, он как будто потерял чувствительность – не видел зала, не ощущал бумаги в руке и обронил чувство времени. Да больше: он потерял нежность к своей исконно-любимой Коммуне и, затягиваемый, незаметно сам всё более затягиваемый, уже сливал два опыта двух революций, не столько в формулировках, сколько в забегающих мыслях и чувствах, два опыта – Коммуны и этот, внезапно расцветший, – обманный? или единственный, всею жизнью готовленный: не повторить нам ошибок Коммуны, её двух основных ошибок: она не захватила банков в свои руки и была слишком великодушна: вместо повальных расстрелов враждебных классов – всем сохраняла жизнь и думала их перевоспитывать. Так вот, самое гибельное, что грозит пролетариату, – это великодушие в революции. Надо научить его не бояться безжалостных массовых средств!

Что там вывели часовщики Шо-де-Фона, а сам Ленин всё больше захватывался тревогой: ведь время утекает! Пока читается тут реферат, а там, в Петербурге, что-то утекает неповторимо, кто-то жалкий и недостойный всё более вцепляется во власть.

Тут на трибуну заступил французский лектор, а Абрамович собрал всех здешних русских, и, пока было время до поезда, минут 25, Ленин стал и им читать что-то вроде реферата – да всё о том же, только теперь уже без сравнений, прямо – что забирало и их и его, и прямыми же словами кончил:

– Если понадобится, то мы не испугаемся повесить на столбах восемьсот буржуев и помещиков!

Поезд покачивал, а он – всё думал и думал. В Петербурге нет настоящей силы. Сила – это царь с его аппаратом, но их вытолкнули. Сила – это армия, но она прикована к фронту. А кадеты – никакая не сила. А Совет депутатов – много ли весит? как он там? И большая опасность, да почти наверняка, его захватывают сейчас чхеидзевые меньшевики. В Петербурге – пустота, в Совете – пустота, и засасывающе ждёт, зовёт – его силу. И если бы успеть взять Петербург – можно было бы потягаться и с армией, и с царём.

Так – ехать? Решиться – ехать???…

Побалтываемый быстрым бегом поезда, во втором классе, Ленин сидел у окошка, отражаясь в его темноте вместе со светлой внутренностью вагона, смотрел, смотрел, не замечал, как давал билет на проверку раз и другой, не слышал, как проходили, объявляли станции, – думал.

Ехать?…

То состояние, когда не видишь, не слышишь – сидят ли тут ещё в вагоне другие. При окне – один, в поезде – один, и потому Инесса – не в Кларане, Инесса едет с ним рядом. Как хорошо, давно так не говорили.

Понимаешь, ехать – никак нельзя. И не ехать – никак нельзя… А вот что: а не поехать ли вперёд пока тебе? Ты и ничем не рискуешь. И тебя везде пропустят. (Это – вполне невинно, это – не противоречие: кого любишь – того и посылаешь вперёд, естественно, о ком больше всего заботишься – вместе с тем человеком и о деле заботишься. Так – всегда, а как же иначе? И если не отказала прямо – значит согласна.)

Скоро год как не виделись. И уже как-то оно распадалось… Но в день знаменательный, коммунный, счастливый, болтаемый в поезде бок о бок с Инессой, – он тепло и радостно почувствовал прежнюю близость её и неизбежную надобность её, так почувствовал, что два слова сказать ей всамделишных – вот сейчас загорелось, до завтра нельзя отложить!

И на одной станции выскочил, купил открытку. На другой – бросил в почтовый ящик.

… Дорогой друг!… Прочёл об амнистии… Мечтаем все о поездке…

Определённо – да: мечтаем. Вот сейчас отчётливо: мечта!

… Если поедете – заезжайте. Поговорим…

Ну правда же, ну надо же повидаться… Миг-то какой! Приезжай!…

… Я бы дал вам поручение узнать тихонечко в Англии, мог ли бы я проехать…

Англия, конечно, не захочет пропустить: враг войны, враг Антанты. Но как бы её обмануть, Англию?

Впрочем, через Францию-Англию-Норвегию ехать – это может уйти и месяц. А новая власть за это время отвердеет, найдёт свою колею, покатится, – и уже не расшатаешь её, не свернёшь. Надо спешить, пока не затвердела.

  426