Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
243 
Сколько лет торчало вросшей в мясо, привычной занозой, и лишь сейчас выперло новой болью, чирьем гнойным под взглядом чортячьим:
«…не взыскивает за легкомыслие в ваших клятвах… но взыщет за то, что вяжете клятвы…»
Гори в аду, молодой турчонок!
Гори в аду, чорт-катюга с безумным Юдкой!
Гори в аду, сотник Логин, клятвопреступник и душепродавец!
В одном котле сойдемся!
Не земля под каблуком – камень да прель прошлогодней хвои. Не небо над головой – дерюга рваная, прохудившийся мешок с горохом, того и гляди, посыплется на голову частым градом. Не правда вокруг – брехня на брехне сидит, брехней погоняет, и все трое истинной правдой прикидываются, изгаляются над встречным-поперечным! Что делать? где стоять? куда идти? кого рубить?!
И в третий раз полоснул крик наискось, ударил в спину:
– Батьку! Чуешь?!
Еще не веря, не понимая, обернулся сотник.
– Яринка!!!
…В серебряном платье стояла Ярина Загаржецка. И горел серебряный обруч в ее волосах.
– Донечка! Ласточка моя!
Не помня себя, с забытой «ордынкой» наголо, с жидом и чортом за плечами, повернулся Логин к дочери. Стояла та в высоком небе ангелом господним, светилась зорькой ясной – и понял сотник: все. Конец отчаянной душе. Завершились адские скитания, но и жизнь завершилась. Смилостивился Иисус-Спаситель, допустил грешника в рай; туда, где сейчас Яринка сладкий варенец золотыми ложками ест.
Видишь, сотник?! Не ты пришел – за тобой пришли.
Шаг – и в небо.
– Яринка!.. Я… я иду…
Примерзли слова к губам; дыханье в глотке комом шерстяным сбилось.
В высоком небе стояла Ярина Логиновна, блистала святым серебром, что твоя икона в новой ризе… Да только приплясывал рядом с панной сотниковой чортенок-подмастерье, разнопалый нехристь.
Дразнился.
Язык высовывал. «Батьку! Чуешь?» – горланил.
Померк свет в глазах сотника Логина.
– Рушницу мне! Рушницу дайте!
Ответно ли грянул выстрел? Помстилось ли? – кто знает? Вот и Логин не знал, не видел уже, как из-за кустов приподнимается верный есаул, как дымится разряженная булдымка в руках старого Шмалька, а сам есаул Ондрий потрясенно смотрит в синь высокую, где пляшет неуязвимый чертенок, и молчит Ярина Логиновна.
Хитер бывалый черкас. Знал, когда слушать, когда ослушаться надобно, когда по-своему телегу повернуть. Тайно ждал в засаде: выручит жида-падлюку шабля острая, так пуля меткая не минует!
Минула.
И Юдку Душегубца, и адского выкормыша.
Впервые есаула рука подвела.
Блудный каф-Малах, исчезник из Гонтова Яра
Мой сын звал меня.
А я медлил. Только сейчас, в эту минуту встречи, я ощутил всю горечь происходящего – и Хлеб Стыда забил мне рот липкой мякотью. Впервые я понял, что значит быть бессильным стариком на иждивении собственных детей! Я, каф-Малах, Свобода во плоти, проницавший Рубежи и смеявшийся над стражей! – ныне я жил лишь потому, что вот он, мой малыш, запертый в темницу несовершеннолетнего тела, рвал свет в клочья и швырял мне, блудному отцу своему, последние обрывки.
Брось меня!
Оставь!
И тот, прежний стыд, показался мне светлым праздником перед стыдом новым. Это я кричу ему: «Брось! оставь!..»?! Это я облегчаю ему непосильный труд?! Нет, это я сам норовлю оставить, бросить мальчишку один на один с его судьбой, чтобы потом и в гибели, в растворении останков бывшего каф-Малаха, слышать до конца вечности:
– Батька! Да где ж ты?! Чуешь ли?!
На миг мне почудилось: я стал прежним.
На краткий миг, но и за него – спасибо.
– Батька! Лови смыслу! Белую, белую хватай!
Ловлю, сынок! Белую смыслу ловлю, Внутренний Свет ор-Пеним, облаченный в мантию Света Внешнего ор-Макиф… ловлю, хватаю, держу обеими руками, зубами вцепился!.. Ты только потом напомни, я тебя обязательно научу, покажу… потом. Если выберемся. Нет! – когда выберемся. А мы с тобой обязательно выберемся, на карачках выползем…
И снова нет.
В полный рост выйдем.
– Батька! вот еще!
Клянусь Азой и Азелем! – он дотянулся! Свет Скрытых Замыслов хлестнул меня наотмашь, мгновенно впитываясь, и я выплюнул остатки Хлеба Стыда. Да, он, дитя моей несчастной Ярины, воистину может – но он еще не умеет! Умею я, бесполезный призрак, умею, но не могу – и значит, я не такой уж бесполезный? Не очесок шерсти на гребне, а знание и память?!
– Батька!
– Хватит! Мне хватит!.. Оставь себе…
Мне действительно хватило. Даже с избытком. Рав Элиша, учитель мой, ехидный еретик – слышишь ли? У меня родился сын! Он уже почти вырос! Мы вместе!
243 
