очень нудно 
248 
Они не спросили, а Логин и рассказывать не решился.
Байкой сочтут: примерзла рука у боевого черкаса, ан тут тебе и чортяки с ихними побрехеньками, и ангелы боженькины во облацех… и жид в небесах сгинул. Такие байки Рудому Паньку перед бабами складывать, а не сотнику валковскому.
– Зря вы, хлопцы, со мной остались! – само вырвалось у Логина; и не хотел, не думал, а сказалось в сердцах. – Надо было с нашими да с этими… у которых – декрет-универсал. Бились бы сейчас за счастье уж не помню кого… а так бьетесь – ровно мухи в склянице. Жужжим, да лбом в стенку – что крепче. Нет, правда: шли бы вы… может, догоните еще?
Дмитро Гром кулемет в последний раз огладил.
– А в рожу? – спросил.
Отродясь не бывало, чтоб москаль беглый, из милости в реестр вписанный, у сотника Логина Загаржецкого такое спрашивал.
Не бывало! – а вдруг заметил Логин: полегчало.
Аж улыбка усы раздвинула.
– Вон кому в рожу… – вдруг брякнул есаул Шмалько, и Забреха на чортопхайке моргать начал, будто соринка ему в глаз попала. – Пане сотник, вы погляньте: ишь, анчихрист, опять явился…
Впереди, у поворота сволочной дороги, что тянется над бездной из ниоткуда в никуда, стоял давешний чорт-миротворец.
Зенками бесстыжими лупал.
– Пулей бы! – безнадежно кинул есаул, и сам себе язык прикусил: бил ведь пулей! а толку?
А чортяка подумал-подумал, скрутил левой рукой кукиш, да такой щедрый, что и за неделю не обгадишь; скрутил и в сторону славных черкасов сунул. Пригляделся Логин: кукиш-то чудной! Лапа у чорта шестипалая, вот и торчит из фигуры оскорбительной не один – сразу два пальца, и оба не по-людски шевелятся.
Взыграло сердце у сотника валковского.
Прянул в седло, ожег коня ударом плети.
– За мной!
Только и услышал, как сзади копыта-колеса в сухой грунт ударили. А там уже слушать некогда было: вон он, исчезник проклятый, за поворот уходит.
Вре-ошь!
Тогда не достал, сейчас достану!
Свистел ветер в ушах: с-с-стой, с-с-сучий с-с-сын! Бедра в конские бока корни пустили, вросли намертво: не зверь, не человек – диво дивное несется единым телом, карать насмешника. Щебень из-под копыт врассыпную. Пичуги из крон лохматых – врассыпную. Думы черные, боль сердечная – сгинь, пропади, рассыпься!
Сотник Логин с хлопцами вражьей силе укорот дает.
Грохнул выстрел. Это Забреха. Уверился, как и есаул: адских выкормышей лишь серебряная пуля возьмет. Еще, говорят, пуговица с полковничьего каптана способствует… Ой, куме, выпей чарку! – где они сейчас, те полковники, те каптаны?! Надо б Грому крикнуть, чтоб не смел новые бонбы вслед кидать: порвет ведь всех на маковый порох! – только крик в горле спекся.
Одно получилось:
– Вре-ошь!
Несется чорт по дороге, петляет – впору зайцу! турецкому аргамаку! поземке вьюжной!
Летят по дороге кони-птицы, пылит чортопхайка дареная, с боку на бок вертится – душу черкасы в погоне выплескивают! гнилую накипь с сердец отряхивают!
– Пане сотник! Пане… сотник…
Ударило сзади в уши.
– Пане… вниз… вниз погляньте!..
Или ополоумел есаул? Да кой же дурень в скачке под ноги коню смотрит?
– Вни-и-и-и-з!.. Пане…
Не удержался Логин; глянул. Поверил боевому товарищу. Пресвятая Богородица, угодники боженькины, сковородки дьявольские! – не зря горланил удалой Шмалько. Нет дороги под копытами-колесами. Была да сплыла.
Небо вместо дороги.
Облака взамен щебня.
Вон птичка летит; чирикает.
– Вре-ошь!
Небо так небо. Не пекло, и на том спасибо. И снова обидела плеть коня кровного. А за спиной гул, вой, бьются небеса в лихоманке – друзья верные не отстают от сотника Логина.
Небо так небо.
Достанем.
А чорт весь кипенью серной брызжет, искры на нем дыбом, зарницы по спине плащом хлещут – умаялся. Видать, несладко синь высокую драть, убегаючи. Вон, аж спотыкаться стал.
И сладко так стало сотнику Логину, что мед пред той сладостью – горечь полынная.
Налево свернул беглец – и черкасы налево. Направо свернул – и черкасы направо. А внизу метушня, гвалт; внизу – замок сам собой вырос, от земли до неба, шпилями ясну солнышку стусаны дает.
Рванул чорт по воздусям кругом замка.
И черкасы – кругом.
– Вре-ошь!..
– Пане сотнику… вни-из!..
Смотрит Логин по новой через плечо: у подножия замка (замка? города? крепости?! Спас Нерукотворный, просвети!) – людишек тьма. Штурмом стены берут. Сперва показалось: и хлопцы-реестровцы, что под чудной Катеринослав убегли, за землю против Мацапур биться, там. Вон, на холме – Свербигуз маячит, дерет глотку, надрывается. Или не Свербигуз?.. кто разберет?! Зато хитрые махинии – кулеметы – справно трещат, заливисто.
248 
