очень нудно 
272 
– Дурень ты, сотник, как есть дурень! – устало выдохнула голова. – Ну, коли не веришь, так подыхай вместе с дочкой и с друзьями своими! Кнеж-то вывернется… с Мацапуриной головой грех ему не вывернуться!
– Да ежели он тебя не получит – угоду не подпишет!
– Подпишет, куда ему деваться! Потому как без головы моей кнежу одно спасение – ту угоду подписать да честно выполнить! А вот с головой он и другую лазейку сыщет, без вас обойдется! Зря, что ли, юлит кнеж? хвалой сбивает, лестью подмазывает? Тут Страшный суд на дворе, о своей бы голове думать, а ему – чужую подавай!
– Слышь, пане сотник, а ведь складно брешет, – неуверенно протянул Шмалько. – Только как бы и здесь не объегорил, собачий сын! Кнежу-то и у меня особой веры нет, но уж Дикому Пану – тем паче!
Логин по новой мерил шагами зал.
– Не могу я слово свое нарушить! – буркнул угрюмо. – Сколь раз уже преступил: не отмыться теперь, не отмолить… Хватит! Сдохну – а выполню!
– Подыхать-то как раз не обязательно, – вскользь заметила голова. – Ты, Логин, кнежу что обещал? Отдам, мол, голову Мацапуры-душегуба? Так?
– Ну, так.
– Ну и отдашь. Сдержишь слово. Только голова моя к тому времени уж мертвой будет! Хай кнеж задавится! – Мацапура злорадно хихикнул: видать, веселая картинка представилась. – Ему ведь не череп мой требуется, не уши-волосы, а душа моя заклятая! Отдай, отдай меня, сотник Логин! Только перед тем…
– Ну?!
Оба подались вперед, ловя каждое слово: сотник и есаул.
Да и остальные насторожились.
– Пусть кто-нибудь из вас позовет Дикого Пана к себе на перстень, или на цепь, на шаблю там, на пистолю – как сам захочет. Пусть скажет: «Пойдешь ко мне на перстень? на шаблю?..» И всех забот.
– А тебе-то что за радость с того дела? – подозрительно осведомился молчавший до сих пор Мыкола.
– А та радость, что в пекло не хочу! Боюсь. Заждались меня там с вилами. Или опять не верите?
– Вот в это верю, – хмыкнул Логин. – А чего ж тогда к кнежу на вареники не хочешь?
– Кнеж Сагорский хуже пекла. Выпьет он меня за один глоток. Для того глотка и просит.
– Ну, а мне, к примеру, кой прок тебя, чаклуна, на шаблю или пистолю брать? – не отставал Мыкола, выискивая скрытый подвох.
– Эх, пальцев нету! – сокрушенно вздохнула голова. – Давай так, черкас: я растолковываю, а ты загибай. Во-первых, пан сотник слово исполнить хочет. Пускай, я не против… Во-вторых, тем вы кнежу выбора не оставите, и останется ему угоду вашу честно выполнить, чтоб спастись. Без моей силы ему иной дорожки отсюда нет! А в-третьих, и тебе лично корысть: возьмешь меня на шаблю – зело зла шабля в рубке станет, спасу от нее врагам не будет! Возьмешь на пистолю – ни промаха, ни осечки не даст пистоля! А возьмешь, к примеру, на перстень – удачу тот перстень тебе принесет, хоть в карты, хоть в кости. Ну и моя корысть последняя. Уж лучше шаблей или камнем-яхонтом, чем в пекле на сковороде или у кнежа в утробе ненасытной!
– Складно да гладко пан Мацапура речь держит, и всем от его пропозиции польза изрядная получается, – протянул раздумчиво Теодор-бурсак. – Однако же имею я некое сомнение…
– …что брешет он, паскуда! Под монастырь нас всех подвести хочет! – закончил за него есаул.
Голова молчала.
Ждала, что решат.
– Может, в кулемет его подсадить? – предложил вдруг Юдка. – Нивроку, злобная махиния выйдет, панове, доложу я вам! Что, пан Станислав, пойдете…
– Пан Станислав?! – неожиданно взвилась из угла Ирина Логиновна. – Он не пан Станислав! Брешет он все, собака! Пан Станислав… он настоящий шляхтич был, и умер как лыцарь!
– То есть как это – пан не пан?! Эй, доню, ты говори да не заговаривайся! Ишь, лыцарем он помер, вражья душа!
– Батько! Вы, когда замок Мацапурин взяли, подвал обшарили?
– В первую голову! Тебя искали. А нашли только шляхтича убитого и мертвяка живого, погань такую, прости Господи! Ну, мертвяка хлопцы, ясное дело, в капусту…
– Вот шляхтич убитый и был пан Станислав! Подлинный! Мы с ним в одном подземелье сидели, он мне все рассказал! Все! Этот…
Девушка указала в сторону примолкшей головы и отдернула руку, словно боясь обжечься или замараться.
– Этот был его отцом! Был! пока однажды в городе Париже…
– …на Гревской площади, – слова сами вырвались из уст Сале.
Сотникова дочка на миг осеклась.
Резко обернулась к женщине-Проводнику.
– Как?! И ты тоже знала?!
– Теперь знаю, – мягко уточнила Сале. – А раньше… видение мне было. Видение и голос: «Гревская площадь». Казнь видела. Казненный на нынешнего господина Мацапуру смахивал. А когда ему отсекли голову и народ начал расходиться, то к палачу подошли…
272 
