очень нудно 
35 
На плечо легла рука Бижана.
– Ага. Лучше не бывает. Это я песню вспомнил…
Чувствуя, что идет по краю пропасти, и не в силах остановиться, Тарталья начал высвистывать древний блюз «У моей девочки дурной характер». Сбился на четвертом такте; начал снова. Мелодия не давалась. Рот пересох, свист походил на шипение. Бросив изображать кривой свисток, он продолжил голосом.
Хорошо, хоть слова не забылись:
- – Говорят, у моей девочки дурной характер,
- Издеваются: у крошки, мол, дурной характер –
- Слышишь, мама, эти парни только что из буцыгарни,
- А горланят, что у девочки дурной характер!
- А я все смеюсь над ними: дураки!
Бижан уставился на новоявленного блюзмена, словно призрак увидел. О чем думал в этот момент трубач, неизвестно. Но когда Лючано сбился во второй раз, вехден поднес к губам кулак, накрыл его ладонью – и в кубрике запела труба «под сурдинку».
Смешной, надтреснутый звук.
- – На себя-то посмотрите: золотой характер?
- У самих-то, значит, сахарный, святой характер?
- Слышишь, мама, эти дурни только что из винокурни,
- И ворчат-бурчат, как старый заржавелый трактор,
- И орут, как злые жабы у реки.
– Браво! – восхитился Фаруд, и сразу замолчал, не желая мешать. Потому что к хрипуну-певцу с трубой добавилась гитара: Заль тоже умел подражать звуку любимого инструмента.
По спине пробежал легкий холодок. Блюз, хриплый и нелепый, звучал так, словно осиротевшее трио, не умея иначе, отпевало четвертого – барабанщика Гива. Призрак стоял напротив, улыбался и стучал ладонями о спинки кресел. У моей девочки дурной характер, но это – моя девочка…
Сигнал: «Молчи и будь осторожен».
Знак, которого Лючано знать не мог.
- – Говорят, у моей девочки собачий норов,
- Справедливо, мол, у сучки – и собачий норов,
- Слышишь, мама, эти шклюцы и пришлёпнуты, и куцы,
- А сочувствуют: «Как, брат, ты терпишь девкин норов?
- Как ты только это терпишь, брат?»
Остальные члены «спортивной делегации», что называется, ловили кайф. Маэстро Карл называл такое поведение зрителей: «кач». Вехдены поводили плечами, в ритм щелкали пальцами, раскачивались и притоптывали ногами. Ковролин глушил звук, но все равно приятно. Чувствуешь себя ловким чечеточником на гулкой сцене.
Впрочем, публику в «каче» тот же маэстро звал не публикой, а «понтярой».
Казалось, мертвый барабанщик превратил живых в ударную установку. Басы и томы, подвески и напольные, перкусионно-волновой форматор, секвенсор, мультиэффектор – не люди, инструмент для вернувшегося Гива. Жаль, братья Хушенги ушли в душ, и то и на них бы сыграли.
Ничего, успеется. Мертвецам время – пустяк.
Лючано очень хотел спросить у барабанщика: «С тобой – ясно, а вот что случится со мной? Убьет меня Бижан Трубач за провокацию, или возьмет в свою команду, вернув чин капрала?» Вопрос вертелся на языке, а получался блюз. Потому что главное – петь блюз. Не растерять слова, не замолчать.
Остальное – мишура.
Когда в тебе готовится «с вещами на выход» созревший пенетратор, многие вещи, еще вчера значимые, превращаются в рассыпанное по полу конфетти.
- – Я в глаза им улыбаюсь: пусть собачий норов,
- Крошка – гончая стрела, а ты – вонючий боров,
- Слышишь, мама, это рыло всем нам истину открыло,
- Эта туша в курсе споров про собачий норов,
- Этот штымп желает мне добра!
До стыковки оставалось двадцать пять минут. Блюз скрашивал время ожидания. Когда он закончился, полковник Сагзи зааплодировал первым.
II
Посадочный челнок выглядел компактным и малогабаритным. Однако вместимость его могла поспорить с емкостью корзинки Безумного Шутника из детского интерактивного анимсера «Пикник в аду». В каждой серии Шутник выручал неудачников, угодивших в Бесов Завал или под плевки Чудо-Грымзы, одаривая их грудой полезных артефактов, хранившихся в корзине.
Группа полковника Сагзи явно шла по стопам спасителя детей.
Из челнока, зависшего в метре над землей, уже выгрузили каркасы пяти сборных коттеджей, механического крабопаука-сборщика, пищевые брикеты, два контейнера с мебельными трансформерами, вездеход «Дромадер», кучу ящиков с неизвестной маркировкой и печатями михрянской таможни; тюки с ритуальной одеждой…
35 
