очень нудно 
131 
Потом она долго комментировала многочисленные интервью с совершенно неизвестными ей людьми, а также ту ложь, к которой они радостно прибегли, чтобы сделаться «важными птицами». Она не упоминала названий газет, но перечисляла заголовки, представлявшие собой чудовищную клевету. Журналист улыбнулся:
– Но ведь не думаете же вы, миссис Маккензи, что люди верят тому, о чем пишут бульварные газетенки?
– Тогда зачем работают типографии, печатающие их? – отпарировала Грейс.
Ей задали еще немало щекотливых вопросов, но вот наконец соизволили вспомнить и организацию «Помогите детям!» и попросили поподробнее рассказать о ее работе с детьми – жертвами домашнего насилия. Грейс рассказала о госпитале Святой Марии, о приюте Святого Эндрю… Потом обратилась непосредственно к детям: она умоляла их бороться и быть сильными, чтобы им не пришлось испытать все то, что в свое время выпало на ее долю… И невзирая на совершенно определенную позицию ведущего, исключавшую всякую симпатию к ней, Грейс сумела растрогать телезрителей и вызвать к себе искреннее сочувствие. А потом все наперебой поздравляли ее. Особенно гордился ею Чарльз, а когда репортеры удалились восвояси от их дома, они вдвоем провели мирный и спокойный вечер, беседуя обо всем, что произошло. Да, это было тяжким испытанием для Грейс, но она сказала наконец все, что хотела…
День ее рождения они отпраздновали дома. Абигайль даже пригласила подружек, но лишь по настоянию родителей. Ведь и у дочки был день рождения… А странно молчаливая Грейс сидела на лужайке возле бассейна подле Чарльза. Ей все еще было не по себе, и она боялась где-нибудь появляться. Ее продолжали преследовать: даже в банке или в общественном туалете находились желающие сказать свое веское слово… Куда уютнее ей было дома, и она наотрез отказывалась куда-то выходить, даже в сопровождении Чарльза. Но за исключении всего этого, лето выдалось относительно спокойным…
Уже в августе явственно ощущалась потеря интереса публики к их семейству. Фотографы уже не толпились под окнами, имя ее неделями не появлялось на страницах газет…
– Послушай, ты теряешь популярность! – дразнил ее Чарльз. Он ухитрился урвать недельный отпуск, чтобы побыть с ней, и очень был этому рад. Ее снова мучила астма, впервые за много лет она чувствовала себя нездоровой. Чарльз уверен был, что все дело в пережитом стрессе, но на этот раз она первая догадалась, в чем дело. Она снова была беременна.
– Как? И это в разгар всей этой круговерти? Да как ты ухитрилась? – Чарльз был изумлен и очень обрадован. Ведь самой большой радостью за все годы их совместной жизни были именно дети… Правда, его беспокоило, как будет чувствовать себя Грейс в разгар его предвыборной кампании. Малыш должен был появиться в марте, она была на втором месяце беременности, а это значило, что ко дню выборов она будет уже на пятом… Чарльз умолял ее не воспринимать все чересчур серьезно и не расстраиваться, если в прессе вновь появится что-то гадкое, когда они вернутся в Вашингтон. И тут он вдруг схватился за голову и простонал:
– Когда малыш родится, мне будет уже пятьдесят девять! А когда он или она закончит колледж, мне стукнет семьдесят! О Боже… Тут он горестно улыбнулся, а Грейс принялась его бранить.
– Ох, заткнись, пожалуйста! Я теперь, пожалуй, выгляжу старше тебя и прошу мне не жаловаться! Тебе на вид можно дать лет тридцать…
Это была почти что правда. Если не за тридцатилетнего, то уж сорокалетнего его легко можно было принять. Время было весьма милостиво к Чарльзу, но и Грейс в свои тридцать девять выглядела великолепно…
В сентябре они возвратились в Вашингтон. Если не считать предвыборной кампании, то лето было очень спокойным. Они бывали лишь у ближайших друзей в Гринвиче, а по причине июньской шумихи и беременности жены Чарльз занимался своими делами, стараясь не прибегать к ее помощи.
Абигайль была уже совсем взрослой. Эндрю тоже, у него появилась новая подружка – дочка французского посла. А Мэтт пошел в третий класс и был всецело поглощен проблемами нового рюкзачка, пенала, ручек и фломастеров… Он никак не мог решить, завтракать ли ему в школе или брать еду с собой – словом, для Мэтта каждый новый день был потрясающим приключением.
Грейс и Чарльз еще не объявили детям, что ждут малыша, – они справедливо считали, что еще рановато. Она была всего на третьем месяце и решила, что они поговорят обо всем этом после дня рождения Мэтта. Грейс собиралась устроить в его честь настоящий пикник. И вот, мало-помалу, она стала вновь появляться с Чарльзом в обществе. Это было тяжело – ведь она каждую минуту помнила, что ее трагедию вовсю обсуждают за ужином чуть ли не в каждом доме. Но уже давно газеты не писали о ней, и она чувствовала себя виноватой в том, что покинула мужа в разгар предвыборной кампании…
131 
