129 
– А означает это следующее, – объяснял адвокат. – Вы ничего не можете предпринять против этой лжи. Если они утверждают, что вы убили своего отца, а вы его не убивали, – что ж, вот тогда другое дело. Хотя даже в этом случае они вправе утверждать, что вы были осуждены за умышленное убийство. Но вот если говорят, что вы состояли в тюремной банде, вам предстоит доказать, что это не ложь. А как вы собираетесь это сделать, миссис Маккензи? Заручитесь письменными показаниями ваших сокамерниц? Вам нужно убедительно доказать, что все это было сказано намеренно, с целью оскорбить и унизить вас, и что в результате вы лишились возможности нормально существовать.
– Иными словами, они могут творить со мной все, что хотят, и, пока я не докажу, что они лгут, я бессильна что-либо предпринять против них? Так ли я вас поняла?
– Совершенно верно. Вы угодили в ловушку. Можете утешаться лишь тем, что любая знаменитость точно в таком же положении, как и вы. Мы живем в жестокий век – век торжества бульварной прессы. А им только палец протяни – всю руку оттяпают. Они твердо уверены в том, что публика любит не только грязь, но и кровь. Они наслаждаются своей властью – властью делать имена, потом пятнать их несмываемой грязью, разрывать людей на части и по кусочку скармливать падкой до дешевых сенсаций публике. Лично вы тут ни при чем – дело тут только в деньгах. Газетчики неплохо подзаработают на вашем растерзанном трупе. Это просто стервятники. Известно ли вам, что они ухнули на всю эту шумиху порядка ста пятидесяти тысяч долларов? А все эти, с позволения сказать, «свидетели» что угодно скажут за приличную плату и за право покрасоваться в лучах осветителей. Скажут, что вы плясали нагишом на могиле отца – и отыщется с десяток свидетелей, видевших, как вы это делали. Еще бы, они попадут на телеэкран, они зашибут кучу баксов! Извините, но такова суровая реальность. А так называемая большая пресса ведет себя, в сущности, точно так же – Большой прессы не существует в наши дни – кругом одна дешевка. Это омерзительно. Жертвами становятся невинные люди вроде вас и вашей семьи, их терзают перед объективами и на страницах газет. Это очень жестокие игры, но доказать наличие «злого умысла» невероятно сложно. Это уже даже не злоба, это алчность и полнейшее безразличие к людям.
Вы с лихвой заплатили за то, что совершили, много страдали. Вам было всего семнадцать. И вы не заслужили этих мучений – ни вы, ни ваш муж, ни ваши дети. Но я так мало могу для вас сделать. Мы будем внимательно следить за всем происходящим, и если будет за что ухватиться, чтобы обвинить прессу в клевете, мы тотчас же это сделаем. Но будьте готовы к тому, что все провалится. Вмешательство юристов лишь разыграет аппетит хищников. Акулы обожают кровь.
– Вы не слишком обнадежили нас, мистер Голдсмит,– убитым голосом сказал Чарльз.
– Увы, да, – смущенно улыбнулся адвокат. Чарльз был ему глубоко симпатичен, а Грейс он искренне соболезновал. Но таков уж был закон, он был не на стороне таких людей. Напротив, именно закон превращал их в беспомощных и безответных жертв.
Аппетит у хищников был отменным. Дети, хотя и неохотно, вернулись в школу. К счастью, до летних каникул оставалась всего неделя, и все семейство на лето переехало в Коннектикут. Но здесь их ждали все те же терзания – бульварные газетенки, репортеры, фотографы… На телеэкранах вновь замелькали интервью с людьми, заявлявшими, что они самые что ни на есть близкие друзья Грейс. Ни одного из них она, разумеется, и в глаза не видела. Единственной радостью было то, что объявился наконец Дэвид Гласе. Он позвонил ей сам – рассказал, что живет в Ван-Нойсе, что у него уже четверо детей. Он искренне сочувствовал Грейс. Сердце его снова разрывалось, когда он видел, что муки ее не окончены. Но никто не мог остановить поток лжи и сплетен, наводнивших прессу. Дэвид очень хорошо понимал, что, начни он давать телевизионщикам интервью в ее защиту, каждое его слово обращено будет против нее. Но с другой стороны, он был рад узнать, что она замужем и счастлива, что у нее прекрасные дети. Он просил прощения за то, что исчез так надолго. Теперь он был главой фирмы, принадлежавшей прежде его покойному тестю. А потом он смущенно признался, что Трейси, его жена, отчаянно ревновала его к Грейс, именно поэтому и настаивала так на переезде в Калифорнию. Отчасти по этой причине он и перестал ей писать. Но он был искренне рад слышать ее голос – почувствовал, что просто обязан позвонить ей. Грейс тоже была до слез рада. Она согласилась с тем, что прессе вовсе не нужны ни факты, ни истина – им подавай лишь скандалы да сенсации. Они рады были бы услышать, что она, находясь в тюрьме, всячески ублажала мужчин-охранников, что вовсю спала с лесбиянками. Они знать не желали, насколько беззащитна она была, насколько запугана, травмирована, молода и чиста. Нужны были лишь мерзости – и побольше. И Дэвид, и Чарльз были совершенно согласны друг с другом: нужно отступить, дать хищникам насытиться и ничего пока не предпринимать.
129 
