ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>

Королевство грез

Очень скучно >>>>>

Влюбленная вдова

Где-то на 15 странице поняла, что это полная хрень, но, с упорством мазохостки продолжала читать "это" аж до 94... >>>>>

Любовная терапия

Не дочитала.... все ждала когда что то начнётся... не понравилось >>>>>

Раз и навсегда

Не понравился. Банально, предсказуемо, просто неинтересно читать - нет изюминки. Не понимаю восторженных отзывов... >>>>>




  27  

— Господи, Богус, — восклицает Бигги, наклонясь над хнычущим ребенком.

— Мистер Фитч умер вчера ночью, — сообщает ей Богус.

Осторожно выглядывая из окна, Бигги произносит:

— Сегодня утром он выглядит гораздо лучше.

Итак, сейчас утро, решает Трампер, пытаясь проснуться; он наблюдает, как Бигги и Кольм пристраиваются рядом с ним.

Если Бигги не в больнице, значит, сегодня суббота. Л если сегодня суббота, то я должен продавать брелки, значки и прочее барахло на стадионе. И если Айова снова проиграет, то я переметнусь на сторону победившей команды…

Неожиданно ребенок и жена поднимают свою привычную возню; Бигги снова встает. Он пытается прижаться к ее груди до того, как она покинет его, но натыкается лишь на се локоть.

Он открывает глаза. Все совсем не такое, каким кажется. Разве может быть на свете Бог? Он пытается вспомнить, когда в последний раз верил в его существование. В Европе? Наверняка Бог странствует где-то за ее пределами. В любом случае это было не в Европе; по крайней мере, пока Бигги жила с ним в Европе, никакого Бога там не было. Затем он вспоминает Меррилла Овертарфа. Это был последний раз, когда Бог находился где-то поблизости, думает он. Значит, вера в Бога ушла вместе с Мерриллом.

Глава 11

«НОТР-ДАМ» 52, «АЙОВА» 10

Бог, может быть, и умер, но Наша Богиня Одиннадцати, кажется, держит на поле своего двенадцатого, черного игрока, заставляя игру идти по-своему. Я ощутил святую силу веры в них еще до начала игры. На два проданных мною брелка с «Нотр-Дам» приходился один айовский — верный признак того, что Бог странствует где-то далеко. Или тут дело в пессимизме, своеобразной форме предосторожности со стороны болельщиков хозяев поля: опасаясь самого худшего, они не хотели быть узнанными с брелками команды Айовы и подвергнутыми еще большему унижению. Они заполняли стадион с пустыми руками. Облаченные в зеленые галстуки и такие же зеленые носки, они рассаживались по своим местам; в случае проигрыша команды Айовы они всегда могут прикинуться ирландцами — и никаких вам обличающих значков или брелков.

О да, по тому, как идет торговля, всегда можно сказать: Воинственные Ирландцы — это Команда Мэри, Понтифика Мучителей — подготовили нечто особенное.

Но я пропустил игру; я был избавлен от этой боли — со мной произошла моя собственная катастрофа.

Со своим шатким лотком (ненадежная щеколда поддерживает опорную стойку сзади, но все это слишком неустойчиво, чтобы противостоять ветру) я пристроился в дальней зоне за воротами. Поскольку места здесь занимают лишь студенты и пришедшие в последний момент болельщики, то вряд ли можно было рассчитывать на успешную реализацию брелков, значков и прочей ерунды.

Я продаю шестой брелок с «Нотр-Дам», когда замечаю маленькую Лидию Киндли, протискивающуюся вдоль рядов с каким-то ухажером, настоящим красавчиком. Могу поклясться, яростный ветер на секунду стих, наполнившись густым запахом ее волос! И тогда я ставлю свое колченогое хозяйство и прекращаю выкрикивать:

— Брелки! Значки! Пряжки! Удобные стадионные подушки! Шляпы от дождя! За «Айову» или «Нотр-Дам»!

Я не спускаю глаз с Лидии Киндли; ее ухажер тащится рядом с ней; ветер подталкивает девушку к нему, и они оба смеются. Я просто не переживу, если она сейчас увидит меня, посиневшего от холода, с этим дурацким лотком, услышит, как я нахваливаю свой товар на грубом английском, без какого-либо намека на нижний древнескандинавский.

Я бросаюсь за лоток, припадаю к нему спиной, ветер выделывает опасные для равновесия трюки. На всякий случай я откалываю значок с «Хоккей иктерпрайзес, № 501» и запиливаю его вместе с ярко-желтым фартуком для сдачи в боковой карман своей парки. Незамеченный, я осторожно барахтаюсь за лотком. Пока Красавчик не заявляет:

— Глянь-ка, Лид! Лоток-то бесхозный. Хошь значок? — И я слышу, как она хихикает.

Но этот Красавчик: слишком неловок для того, чтобы спокойно отцепить значок от прикрепленной к лотку ленты, к тому же он нервничает, опасаясь, как бы его не застукали; поскольку я ощущаю, как он с силой рвет и дергает, мне приходится крепко ухватиться за подставку, дабы вся конструкция не развалилась на части. Затем я слышу треск материи и краем глаза вижу, как лента со значками команды Айовы хлопает по ветру. Да, во всем виноват ветер, точнее, сочетание ветра и последнего сильного рывка Красавчика Лидии Киндли; я чувствую, как теряю равновесие, мое достоинство летит ко всем чертям. Лоток падает.

  27