Решили в городок не возвращаться, ибо много толков и пересудов вызвало бы появление Педро Орсе в автомобиле с двумя незнакомцами — то ли похитили его, то ли заговор затевается, но в любом случае следует вызвать полицию, но скажет старейший из городских старейшин: Не нужна нам тут гражданская гвардия. Нет, они поедут по другим, на карту не нанесенным дорогам, ибо загадочны, как сфинкс, туристские тропы, ведущие к новым открытиям. Сказал Педро Орсе: Покажу вам сначала Вента-Мисену, отчий свой край, — и так это прозвучало, словно он сам над собой горько усмехается или бередит ещё незатянувшуюся рану. Они миновали развалины деревни, называвшейся Фуэнте Нуэва, что означает по-испански «новый ручей», но если и был он когда-нибудь в этих краях, то от старости иссох, а потом долго ещё ехали по петлявшей дороге, покуда не сказал Педро Орсе: Здесь.
Смотрят глаза, но видят так мало, что принимаются искать, чего же тут не хватает, и не находят. Здесь? — переспрашивает Жозе Анайсо, и сомнения его понятны, ибо редкие домики, раскиданные как попало, сливаются по цвету с землей, в низине торчит колокольня, а у самой дороги, чего быть не может, — белый крест и ограда кладбища. Под огнедышащим солнцем земля вздымается и опадает, словно окаменевшие, припорошенные пылью морские валы, и если и миллион четыреста лет назад погодка была такой же, то не надо быть палеонтологом, чтобы с уверенностью заключить: здешний кроманьонец или как его — микенантроп, что ли? — умер от жажды. Но, впрочем, мир тогда был юн, а на месте этого полудохлого ручейка щедро струила полные воды свои река, росли огромные деревья и трава была в рост человека, и все это было, было прежде, чем разместился здесь ад. Когда пройдет дождь, в свой срок и сезон покрываются, должно быть, пепельного цвета поля какой-никакой зеленью, которая потом засохнет и умрет, потом воскреснет и оживет, но низкие берега возделывать неимоверно трудно, человеку ведь ни за что не усвоить, как чередуются в природе эти циклы, ему нужно ведь хоть раз посадить да собрать, а там хоть — в буквальном смысле — трава не расти. Педро Орсе обводит рукой нищее селенье: Дома, где я родился, уже нет, а потом указывает налево, в сторону холмов с плоскими, будто стесанными верхушками, вон в тех пещерах и нашли первобытного человека. Жоакин Сасса и Жозе Анайсо глядят, и пейзаж оживает — полтора миллиона лет назад здесь жили мужчины и женщины, которые производили себе подобных, которые производили себе подобных, которые производили себе подобных, и так продолжалось вплоть до наших дней, и если спустя ещё полтора миллиона лет придет кто-нибудь на раскопки этого убогого кладбища то, поскольку микенантроп уже имеется, назовет найденный череп «орсейским человеком». Улицы пусты, не лают собаки, даже скворцы исчезли, и холодок страха проползает по спине Жоакина Сассы, он даже не может скрыть, что ему не по себе, а Жозе Анайсо спрашивает: А как называется вон та горная гряда? Сьерра-Сагра. А та, справа от нас? Сьерра-Мария. Когда умирал орсейский человек, это было последнее, что он видел. Интересно, как он называл её, говоря с другими орсейцами, чьи черепа не перешли в потомство? — спрашивает Жоакин Сасса. В ту пору у неё ещё не было названия, говорит Жозе Анайсо. Стало быть, надо подождать, пока не родится имя. Все трое долго и молча, не произнося ни слова, глядели на гору, и наконец Педро Орсе произнес: Пошли, и это означало, что прошлому пришла пора упокоиться с миром, весьма, впрочем, беспокойным.
Развлекая попутчиков, Педро Орсе пересказал с новыми подробностями то, как ученые в конце концов решили в присутствии представителей власти подсоединить к нему сейсмограф — идея была отчаянная, но оказалась плодотворной, поскольку они теперь смогли удостовериться в истинности его слов — самописец пошел вычерчивать зубцы, свидетельствующие о колебаниях почвы, а чуть лишь разомкнули клеммы, вновь вытянулась на миллиметровке прямая линия. То, чему нет объяснения, считается объясненным, заявил алькальд Гранады, бывший там среди прочих, но один из ученых поправил его: То, чему нет объяснения, должно будет подождать ещё капельку, — эти слова, лишенные всякого научного ригоризма, были поняты и одобрены всеми. Педро Орсе отправили домой, попросили в случае надобности вновь предоставить себя в распоряжение науки и власти и особенно не распространяться о своих экстрасенсорных дарованиях — не правда ли, похоже на решение, принятое французскими ветеринарами по поводу таинственной атрофии голосовых связок у серберских собак.