– Э-э…
– Конечно же, обо мне она думает в последнюю очередь. Сатико Сэра. Как в «Che Sara, Sara[122], как там дальше, ли-ла, ли-ла». Ну, почти. Сможешь начать завтра вечером? В понедельник?
– Я не хочу отговаривать вас дать мне работу, которая мне так нужна, госпожа Сэра, но, может быть, вы захотите сначала познакомиться со мной?
Сатико Сэра говорит замогильным голосом:
– Эйдзи Миякэ, наивный сын Якусимы… Я все о тебе знаю…
***
– Господин Миякэ? – Я вхожу в чайный зал «Амадеус», и метрдотель перестает перебирать пальцами. Брови дугой: суть искусства метрдотеля – в умении правильно двигать бровями.– Пожалуйста, следуйте за мной. Цукиямы ждут вас.
Цукиямы? Неужели дед убедил моего отца прийти сюда вместе с ним? Народу больше, чем в прошлый раз,– поминки, многие посетители в черном,– и мне трудно сразу найти двух мужчин, пожилого и средних лет, похожих на меня. Поэтому, когда дворецкий отодвигает стул за столиком, где сидят женщина и девушка моих лет, я уверен, что он ошибся. Он бровями говорит, что ошибки нет, и я стою с глупым видом, а дамы оценивающе на меня смотрят.
– Прикажете принести еще чашку, мадам? – спрашивает метрдотель.
Женщина отсылает его со словами:
– Естественно, нет.
Девушка в упор смотрит на меня – ее взгляд говорит: «И это дерьмо до сих пор не согнулось пополам?» – в то время как моя память ловит сходство… Андзю! Круглолицая, с короткими подкрученными волосами, хмурая Андзю. У нас с ней одинаковые брови перышком.
– Эйдзи Миякэ,– говорит она, и я киваю, будто это был вопрос– Ты жалкое, бесстыдное ничтожество.
Вдруг я все понимаю. Это моя сводная сестра. Моя мачеха трогает пальцем бронзовый чокер[123] у себя на шее – он такой широкий и толстый, что выдержал бы удар топора – и вздыхает.
– Постараемся сделать эту встречу как можно более краткой и безболезненной. Садитесь, господин Миякэ.
Сажусь. Чайный зал «Амадеус» отходит на задний план, будто на экране видеокамеры.
– Госпожа Цукияма,– я ищу какую-нибудь любезность,– спасибо вам за письмо, которое вы мне прислали месяц назад.
Фальшивое удивление.
– «Спасибо»? Ирония – вот с чего вы начинаете, господин Миякэ?
Я оглядываюсь по сторонам.
– Э-э… на самом деле я ожидал увидеть здесь своего деда…
– Да, мы знаем. Ваша встреча была записана у него в ежедневнике. К сожалению, мой свекор не может прийти.
– О… понятно. Вы заперли его в шкафу?
Голос моей сводной сестры звучит как пощечина:
– Дедушка скончался три дня назад. Вот тебе.
Мимо проходит официантка с подносом, полным ватрушек с малиной.
Моя мачеха изображает фальшивую улыбку:
– Я откровенно поражаюсь, как в прошлый понедельник вы ухитрились не заметить, насколько он болен. Эта беготня туда-сюда под вашу дудку, эта дурацкая конспирация. Вероятно, вы страшно горды собой.
Какая чушь.
– Я не встречался с ним в прошлый понедельник.
– Лжец! – бросает моя сводная сестра.– Лжец! Мама уже сказала – у нас есть его ежедневник, куда он записывал встречи! Угадай, с кем он собирался встретиться здесь неделю назад!
Мне хочется заклеить ей рот клейкой лентой.
– Но в понедельник мой дед был еще в больнице.
Моя мачеха принимает позу руки-на-столе-голова-на-руках.
– Ваша ложь ставит нас всех в неловкое положение, господин Миякэ. Нам точно известно, что в прошлый понедельник мой свекор выходил из больницы, чтобы встретиться с вами! Он не спрашивал разрешения у дежурной сестры, потому что не получил бы его. Он был слишком болен.
– Я не лгу! Мой дед был слишком болен, чтобы прийти, и прислал своего друга.
– Какого друга?
– Адмирала Райдзо.
Мачеха и сводная сестра переглядываются. Сводная сестра сдавленно смеется, мачеха улыбается – ее рот растягивается в напомаженную ниточку. Эти губы целует мой отец.
– Тогда ты действительно встречался с дедушкой,– заявляет моя сводная сестра.– Но был слишком туп, чтобы узнать его!
Мое самообладание на пределе. Я перевожу взгляд на мачеху, ожидая объяснений.
– Это последний розыгрыш моего свекра.
– Зачем моему деду притворяться этим адмиралом Райдзо?
Моя сводная сестра стучит кулаком по столу:
– Он тебе не дед!
Я не обращаю на нее внимания. В глазах моей мачехи сверкает война.
– Он давал вам подписывать какие-либо документы?
– Зачем,– повторяю я.– Зачем моему деду выдавать себя за кого-то другого?